Книга Рождественский пирог - Лора Локингтон

уверила Патрика, что чувствую себя хорошо, и он объявил, что принесет мне воды. Заметив Табиту с Одессой, я направилась к ним.

— Что с тобой? — спросила Одесса, прожигая меня своим ведьминым взглядом.

— Ничего, все нормально, — ответила я.

Рядом уже маячил Патрик со стаканом воды. Какой он все-таки милый, подумала я. Патрик завел разговор с Табитой и ловко подвел к тому, чтобы она вытянула из него загаданное слово.

И стоило ему произнести «примат», как Табита с Одессой завопили:

— Угадал!

И вскоре вся толпа собралась вокруг нас, сотрясая стены замка громовым воплем:

— У-га-дал! У-га-дал!

На голову Патрика водрузили золотую корону, а Табиту принялись тискать и целовать. Она выглядела ужасно довольной, даже разрумянилась немного. Эдвард горделиво поглядывал на дочь. Джокаста, сама жаждавшая победы, тоже взирала на Табиту с гордостью. Дэйви достал свой блокнот в кожаном переплете и вписал в него имя победителя, слово и дату.

Я дернула Табиту за руку и прошептала:

— Скажи все Эдварду, сейчас подходящий момент…

Она неуверенно оглянулась на меня. Какого черта я лезу не в свое дело, подумалось мне. Это все пьянство, но, с другой стороны, Эдвард пребывает в таком благостном расположении духа, что можно запросто выложить ему и о ребенке, и о том, что она собирается продать свое новое кольцо.

Толпа все еще восторженно скандировала имя победителей, а потом все мужчины вдруг запели. Песня была похожа на церковный гимн, в ней говорилось о человеке по имени Трелони.

«А выживет ли Трелони? Или ему суждено умереть? Триста корнуоллских мужчин прекрасно знают, за что!» — орали гости.

Интересно, кто такой этот Трелони? Он что, умер?

Краем глаза я заметила, как Табита тянет отца в кабинет. Дверь за ними захлопнулась. Господи, помоги ей. Надеюсь, все будет хорошо.

В другом углу зала я заметила Алекса, и сердце мое сжалось. В одной руке он держал бутылку виски, а в другой — стакан. Глядя на меня, он поднял стакан, как бы провозглашая тост, и улыбнулся.

Подонок!

Я демонстративно повернулась к Патрику:

— Спасибо, что дал Табите выиграть.

— Всегда пожалуйста, — ответил он. — Мне скоро на дежурство в лечебнице. Ты завтра придешь на спектакль?

Я кивнула.

— Хорошо, значит, там и увидимся.

Он поцеловал меня в щеку и ушел. Я двинулась следом, решив проводить до двери. Снег на улице продолжал сыпать, все вокруг так и искрилось.

— О черт! — простонал Патрик.

— Что тебе не нравится? Так красиво!

— Да, конечно, красиво, но ты не представляешь, какой бардак из-за этого чертова снега начнется, — хмуро ответил он, пиная сугроб.

Может, он поцелует меня при луне, это ведь так романтично. Я томно прикрыла глаза, но зря старалась. Патрика больше заботили сугробы вокруг его машины.

Я помахала ему на прощанье и повернулась к «Аббатству». Под снежным покровом замок был сказочно красив, из приоткрытой двери выбивался золотистый луч, на снегу залегли синие тени. Голоса гостей отдавались эхом в холмах.

Кто-то, кажется епископ, крикнул:

— Ого, ну и снег!

И вскоре гости вывалили наружу поглазеть на снегопад.

Рыбаки затеяли битву в снежки против фермеров, а богемная публика слепила бесполого снеговика. Я побрела в дом и с удивлением обнаружила, что уже три часа утра. Пора спать. Я очень устала.

На лестнице меня догнал Дэйви и развернул к себе лицом. И, к великому моему удивлению, поцеловал в губы.

Глава восемнадцатая

Рано утром меня разбудил Джики: пристроился на моей подушке со своим непотребством. Я застонала и скинула его с кровати. Чувствовала я себя премерзко. Голова раскалывалась, тошнило. Во рту было так сухо, что я на автопилоте добралась до ванной и выхлебала несколько литров ледяной воды. Во всяком случае, мне так показалось. Выглянула в окно, увидела снежный пейзаж и, содрогнувшись, забралась обратно в постель.

События вчерашней ночи медленно всплывали в памяти. Последней каплей стала встреча с Клавдией. Я как раз направлялась в свою комнату, но тут из комнаты Алекса высунулась светловолосая голова.

— Слава богу, хоть кто-то появился. Я уже невесть сколько пытаюсь докричаться до этой невозможной экономки, но, думаю, ты тоже сойдешь. Ты ведь тут что-то вроде горничной, так?

Я уставилась на нее, не в силах вымолвить ни слова. Сначала она обозвала меня уродиной, а теперь и вовсе прислугой! Видимо, решила, что раз я работаю на Дэйви, то могу прислужить и ей.

— Одесса сейчас очень занята, чего тебе? — грубо спросила я, но очень некстати икнула, сведя на нет эффект от своего хамства.

— Я хочу перекусить. Может, принесешь мне чего-нибудь? Ну, там, фруктов, салатику, но только никаких жиров и белков. А, да, еще минералки захвати.

Я опять икнула.

— Эй, да ты, похоже, еле на ногах стоишь, — сказала Клавдия, широко улыбаясь.

— Как бы ни стояла, но уж распознать стерву я всегда могу, — ответила я и удалилась с гордо поднятой головой.

Засыпала я со счастливой улыбкой, припоминая, как у Клавдии отвисла челюсть.

Но сейчас на меня снова навалилась тоска. Какое-то время я валялась в постели, страдая от похмелья и жалости к себе. Наконец собралась с духом и приказала себе бросить это слюнтяйство и начать действовать. Надо что-то предпринять. Но что?

Я кругом напортачила. С Патриком, с Алексом, да, похоже, еще и с Дэйви. Вчерашний вечер стал настоящей катастрофой. Алекс носился со своей беременной подружкой, Патрик наверняка пришел в ужас от моего поведения, а Дэйви вообще меня поцеловал. Я застонала и зарылась под одеяло. Что же делать?

Домой. Мне нужно домой.

Да, мне срочно нужно уехать!

Убраться отсюда и привести в порядок свою жизнь. В «Аббатстве» я не вытерплю и минуты!

Я сразу почувствовала себя лучше. Находиться рядом с Алексом невыносимо, да и общество Клавдии, прямо скажем, радости не доставляет. К Дэйви, конечно, я отношусь замечательно, но это его необъяснимое поведение… Хорошо бы увидеть Алекса, попрощаться… Нет, не вынесу…

Домой, домой, домой — звенело у меня в голове. Да, пусть там скучно, но дома я буду в полной безопасности.

Подгоняемая яростью и желанием вернуться в город, я быстро умылась, оделась и собрала вещи. Значок с драконом я оставила на постели. Напоследок еще раз окинула взглядом китайскую комнату, мысленно прощаясь со всем, что с ней связано. С «Аббатством», с Одессой, с рождественскими игрищами, со Стентонами и, конечно, с Алексом.

Набросав коротенькое прощальное письмецо, я закутала Джики в свою фланелевую ночную рубашку и посадила в корзину. Потом тихо, точно воришка, прокралась вниз.