Книга Предания об услышанных мольбах - Ван Янь-сю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чэнь-чжи не верил в Закон, и сердце его наполнилось гневом. А шрамана меж тем заключил:
— Уверуйте и не смейте гневаться!
Они разошлись на двадцать шагов, и шрамана не стало. А по прошествии семи дней Чэнь-чжи поразил недуг. На девятый день в полдень не то во сне, не то наяву он увидел ступу в пять ярусов, возведенную на его сердце, а вокруг нее двадцать монахов, совершающих ритуал. Чэнь-чжи проснулся и ощутил великую благость. Он стал понемногу выздоравливать.
Впоследствии Чэнь-чжи жил в столице и встретился с еще одним шрамана. Тот вошел прямо в дом Чэнь-чжи и спросил:
— Вы приобщились к Закону. Так почему же не совершенствуетесь в вере?!
Чэнь-чжи рассказал шрамана о предшествующей встрече, и тот молвил:
— То был Пиндола[162].
Сказав так, шрамана ушел неизвестно куда.
Летом семнадцатого года под девизом правления Великая радость (441) Чэнь-чжи увидел в Гуанлине обитель Накопления благ, а перед ней в великом множестве хоругви и балдахины. Не было там только статуй. Чэнь-чжи стремглав бросился к обители, но только приблизился к воротам, как видение исчезло.
Огонь на Берегу
Фу Вань-шоу, уроженец округа Пинчан, в девятом году под девизом правления Великая радость (433) служил в гвардии и исполнял обязанности военного советника в Гуанлине. Возвращаясь с отдыха, он и его спутники в четвертую стражу переправлялись на лодке через Янцзы. В начале переправы на реке была легкая волна, но на середине реки подул ветер со скоростью летящей стрелы. Была кромешная тьма: куда править — неизвестно. Вань-шоу давно уже с полным усердием чтил Закон. Он всего себя вверил Гуаньшииню, беспрерывно молил о спасении. И вдруг несколько человек в лодке одновременно увидели огонь на северном берегу. Такие огни обычно горят в деревнях.
— Так это же огонь в селении Оуян! — радостно переговаривались в лодке.
Они повернули лодку в направлении огня и были на берегу еще до наступления утра. Местные жители на их расспросы отвечали, что ночью огня в селении никто не зажигал. Тогда только путники уразумели, что им было явлено чудо, а по прибытии на место устроили монашескую трапезу.
Гуаньшиинь усмиряет Бурю
Гу Май, уроженец округа Уцзюнь, чтил Закон с великим тщанием. Он служил в должности военного советника от гвардии. В девятнадцатом году под девизом правления Великая радость (443) он возвращался из столицы в Гуанлин. Май вышел из города Шитоу, и его путь лежал через озеро. С севера дул встречный ветер. Его порывы все усиливались, но лодочник упорно вел лодку вперед. Лодка вышла на середину Янцзы, когда поднялась настоящая буря. Май был один в лодке, и ему не в ком было искать поддержки. Он стал зачитывать сутру «Гуаньшиинь цзин». Когда Май прочитал с десяток фраз, порывы ветра потихоньку стихли и буря улеглась. А посредине реки разлился и не исчезал дивный аромат благоуханий. Май возликовал и продолжал не переставая читать сутру, пока лодка благополучно не пристала к берегу.
Гуаньшиинь покровительствует шрамана Дао-цзюну
О том, из каких мест происходит шрамана Дао-цзюн и какого он рода, сообщается в предшествующих записях[163].
В восемнадцатом году правления императора династии Поздняя Цинь (384—417) Яо Сина под девизом Великое начинание (416) наставник Дао-и послал Дао-цзюна в горы Хошань за сталактитами. С ним пошли Дао-лан и еще трое. Освещая путь факелом, они спустились в пещеру и прошли три ли, прежде чем набрели на протекающую глубоко внизу речку. Они стали переходить ее по переброшенному стволу дерева. Дао-цзюн прошел первым, а под теми, кто шел за ним, ствол обломился. Все они погибли. Факел был у них, и теперь настала темень, какая бывает глубокой ночью. Не помышляя о спасении, Дао-цзюн сквозь рыдания истово взывал к Гуаньшииню, заклиная:
— Если мне будет суждено выйти отсюда, то пусть в собрании сотен людей явятся божества во всем их величии!
Он забылся сном, а когда проснулся, увидел отблеск света, какой исходит от светлячка. В пещере стало светло, и Дао-цзюн нашел из нее выход. Затем он спустился со скалы. После того, что с ним случилось, Дао-цзюн еще более укрепился в вере, и ему много раз было явлено чудо.
В девятнадцатом году под девизом правления Великая радость (443) Линьчуаньский ван усмирил Гуанлин и принял Дао-цзюна на свое попечение. В девятом месяце того же года в западных покоях дворца был учрежден десятидневный пост Гуаньшииня. Прошло девять дней, заканчивалась четвертая стража. Все монахи спали, а Дао-цзюн встал и совершил ритуал поклонения. Он собирался вновь сесть в позу самосозерцания, как вдруг на четырех стенах залы увидел бесчисленное множество шрамана. Тела их были видны наполовину, а Будда с уложенными в узел волосами весь был виден ясно и отчетливо. Был там и высокий человек, собой весьма грозный: круглый тюрбан на голове, штаны и платье из расшитой ткани, длинный меч в руках. Он растер в ладонях благовония и подал Дао-цзюну. Дао-цзюн не решался принять этот дар, но шрамана говорили ему со стен:
— Вы, Дао-цзюн, можете принять благовония! Этим Вы защитите Вашего господина Линьчуаньского вана!
И вдруг видение исчезло. Как все это случилось, не увидел ни один из собравшихся монахов. И только стоявшие в ряд статуи Будды Шакьямуни предстали их взору.
Бай-юй уходит в монахини
Бхикшуни Ши Тань-хуэй родилась в уезде Чэнду округа Шуцзюнь в семье Цинъян и от рождения носила имя Бай-юй. Семи лет она любила сиживать в позе самосозерцания и всякий раз достигала иных пределов[164]. Но было сие не подвластно ее разумению, и она думала, что видит сон.
Тань-хуэй спала вместе со старшей сестрой. Как-то ночью она погрузилась в самосозерцание. Сестра увидела ее сидящей за ширмой: Тань-хуэй словно одеревенела и к тому же не дышала. Сестра испугалась и позвала родителей. Родители принялись тормошить Тань-хуэй, подносили к телу огонь, но она не пробуждалась. Побежали за шаманом, и тот сказал, что все это происки духов.
Когда Тань-хуэй было одиннадцать лет, в Шуцзюнь пришел наставник в самосозерцании Калаяшас[165]. Однажды Тань-хуэй пригласила его и рассказала о своих видениях. Поскольку ее видения совпали с его собственными, Калаяшас пожелал обратить Тань-хуэй в свою веру, побуждая уйти в монахини. Тань-хуэй собирались выдать замуж:
