Книга Соль любви - Ирина Кисельгоф

– Я ищу человека по имени Георгий, – сказала я. – Мне очень нужно. Больше жизни.

– Вот я.

Я увидела на заросшем полевыми цветами лугу чистый огонь. От него было так жарко, что меня опалило огненным зноем.

– Разве это ты?

– Это огонь утешения. Чтобы не забывать.

– Я не забуду.

– Не надо плакать.

– Я не плачу.

– Сердце всегда плачет.

Я заглянула в его глаза и встала на земляной ободок их радужки. Оттолкнулась большими пальцами ног и устремилась кружиться в синих мировых океанах зеркального мира. Я падала с немыслимой скоростью в темный грохочущий туннель и вылетала из него в голубую невесомость. Еще и еще раз. До бесконечности. Пока они не слились в размытое кольцо, скрученное веретеном из светящейся сетчатой вуали. Вращающееся веретено из вуали светилось голубым небосводом наших радужек и чернело тенью наших зрачков.

Мы кружились и кружились по замкнутому черно-голубому кругу безмерную вечность, пока нас не выбросило в огромное пространство зимнего солнца. Вокруг меня закручивали крошечные смерчи ледяные снежинки, острые как бритва. Они драли, царапали, резали мое тело, а крови не было совсем. Ни капли. Я стала ледянее льда.

Мы летели с Герой навстречу зимнему солнцу, крепко взявшись за руки.

– Все будет хорошо?

– Конечно. Загадай желание. Оно исполнится.

Мои желания никогда не сбывались. Ни разу. Я хотела, чтобы ко мне вернулся отец, он не вернулся. Я хотела, чтобы у меня была мать, она так и не появилась. Я хотела, чтобы у меня был любимый, он прошел мимо. Я хотела, чтобы меня любили, а меня забыли. Я протягивала ладони пригоршней, они всегда оставались пустыми. А самого главного человека в моей жизни я убила сама. Все люди, даже Гера, протекали сквозь мои пальцы водой. Один за другим. Уходили длинной вереницей от меня к старому, тусклому зеркалу темного коридора. Пропадали и никогда не возвращались. Я всегда мечтала о новой, другой жизни. И, наконец, до нее добралась. А идти было некуда.

Я оглянулась вокруг и никого не увидела. Зимнее солнце съело сначала косатку, потом белый парусник, потом черного скорпиона, обожженного из красной глины. Вокруг меня осталось лишь огромное, хмурое пространство. Без единой живой души. Тогда я посмотрела на бесконечную радугу из лучей зимнего солнца и загадала желание.

Глава 20

В принципе, радугу можно найти где угодно. Например, как я. Зажмурить глаза и посмотреть на солнце сквозь ресницы. И тогда вспыхнут тысячи радужных колец. Если распахнуть глаза шире, увидишь, как к тебе идут деревья в новых, прозрачных от солнца листьях. А над ними в синем, весеннем небе текут три радуги. Зеленые листья сверкают слезами небесного дождя. И нельзя понять, где листья, где небо, где солнце, где радуги. Радуги сливаются с небом, небо с лесом, лес с травой, кружась волшебной подзорной трубой. Через нее на меня смотрит солнце, а я на него. И долго глядим мы, друг другу не надоедая. Так долго, что хочется жить.

Я зажмурила глаза и посмотрела на солнце сквозь ресницы. И увидела широченную радугу. Без конца и края. Я загадала желание и не умерла.

Меня спас от верной смерти Илья. Он колотил в мою дверь руками и ногами. Я не открывала и не открывала, и он бросился к соседям, к Елене Станиславовне. Меня везли в токсикологию, а Илья кричал как сумасшедший:

– Что ты наделала? Дура проклятая! Всю душу мне вымотала!

Я была без сознания, но его слышала. Или мне рассказала Елена Станиславовна. Не помню. Не важно. Важно другое. Я выжила. Это было хорошо. Не просто хорошо, а отлично!

Возле моей кровати сидел Илья, он положил голову на мою руку.

– Не прощай меня, – попросил он. – Только будь со мной.

Я чувствовала каждое слово своей ладонью. Его слова казались горячими, как пар. Я погладила его волосы и поворошила смешной пропеллер вокруг макушки. Пропеллер был жесткий, как маргаритка на макушке маракуйи. И вдруг почувствовала, как на мою ладонь упали чужие слезы.

– Я приду завтра, – сказал Илья при расставании и вышел из палаты.

Он выходил ссутулившись. Я никогда его таким не видела. И вдруг поняла. Его девушка окажется такой же, как он. Ему с ней будет уютно, а без меня намного легче. Зачем стыдиться меня всю жизнь? Только никто больше не станет терять сознание от любви к нему. И он этого не забудет. Если не случится что-нибудь такое, что перевернет всю его жизнь. Как меня прежнюю срезала ножом смерть Геры. Новая жизнь повернулась ко мне другим концом подзорной трубы. То, что было большим, стало меньше, то, что не замечалось, вышло четче. Тот, кто всегда находился рядом, вырос могучим деревом и оставил мне жар всей земли. А Илья вышел и сразу погас в моей памяти. Я и не заметила, как разучилась видеть в его лице свет.

Я посмотрела в окно. В нем раскинулись еловые ветки. Они тянули ко мне свои лапы, украшенные елочными шарами. Зима прислала мне подарок, нарисованный на оконном стекле! Искрящиеся на солнце льдистые еловые ветки с белыми снежными прожилками. С прожилками белыми до голубизны, похожими на маленькие венки под человеческой кожей.

Форточка распахнулась, как в сказке. И ко мне в окно влетел бог целым вихрем ветра с запахом яблока и лимона. Он послонялся по комнате и сел на стол, болтая ногами.

– Скучно? – спросила я.

– Средне, – ответил он.

– Хочешь? – Я протянула ему яблоко.

Он засмеялся и отрицательно покачал головой. Вправо-влево. Я обиделась и убрала яблоко. Он деликатно потрепал мне волосы и улетел в окно.

Я сделала теологический вывод: бог вкусно пахнет яблоками и лимоном, он смеется, он не болгарин, и еще он мужчина. Он боится есть яблоки. Бог!

– Весной посажу у Геры дуб. Он вымахает выше меня, оглянуться не успею.

* * *

ВВ отмазал меня от психосоматики. У меня обнаружились очевидные симптомы выздоровления – я вышла замуж в отделении токсикологии. Они сказали, что у них это в первый раз. Я вышла замуж с немытой головой и в казенном халате, на котором красовались веселые цветы и листочки. В токсикологии все носят такую одежду, пока не принесут домашнюю. Оказывается, веселые цветы и листочки поднимают настроение. Как они до этого додумались?

Я вышла замуж за Старосельцева. У Старосельцева были яблочно-зеленые глаза и футболка лимонного цвета с листом конопли.

– Знак протеста? – спросила я.

– Знак солидарности, – не согласился он. – У тебя на халате сплошь и рядом листья конопли. Сверху донизу.

– Зашибись! – захохотал Зиновьев. – Минздрав разрешает!

– Цыц! – рявкнула его тетка и принялась нас женить.

Тетка Зиновьева была рукоположена моим районным загсом. Нам повезло.

Я вышла из больницы и захотела выйти замуж с вымытой головой и в подвенечном платье моей прабабушки. Нас отказались женить, нужно было сначала развестись. Старосельцев ни в какую не соглашался разводиться, боялся, что я передумаю. А мне хотелось подвенечного платья. Всего-навсего!