Книга Уроки агенту розыска - Алексей Федорович Грачев

Все наши знают. А вот имя нет…

— Зови дядя Ваня.

— Спасибо, дядя Ваня, — опять тихо проговорил Зюга. Яров поднялся, расправил привычно ремень под гимнастеркой.

— Ну раз заработали мы спасибо, — шутливо сказал он, — тогда пойдем. Пора и нам на свою работу…

Он пожал Зюге руку, Костя тоже кивнул парнишке. Но едва отошли от кровати, как послышался слабый голос:

— Дядя Ваня…

Яров вернулся к кровати.

Зюга пристально смотрел на него, приподнявшись на локте. И в запавших глазах удивление менялось с испугом, недоумением:

— Вы меня не допрашиваете. Всегда ведь допрашивают. Не зря приходили.

Яров улыбнулся, пожал плечами:

— Видишь. Хотелось бы поговорить с тобой кой о чем. Да больной ты, поправляйся. Потом сам, без подсказки, нам расскажешь. Понимаешь, что на свободе те, кто тебя саданул револьвером по голове без всякой жалости…

— Это он, Мама-Волки, — угрюмо проговорил Зюга. — Закричал на меня. Мол, я «сука». И слова мне не дал сказать, как шаркнет. А ведь любил я его. Таким как он хотел быть, настоящим «жиганом».

Добавил, заискивающе глядя на Ярова и на Костю:

— А где они теперь, не знаю. Тетя Мария меня на эту работу взяла: торговать папиросами. Вот тут и увидел я Маму-Волки. Ну и дядю Колю. Тот молчит всегда. А дядя Казимир с картами. Ловко играет, кого хошь высадит, разденет. И уж потребует свое. А то из нагана. Он у него под ремнем, справа…

— Может, ты извозчика знаешь, который знаком этим громилам?

Зюга ответил тут же:

— Как же. Дядя Силантий приезжал один раз к дому, привозил, что не знаю. Знаю только, что пили они вино и о чем-то толковали потихоньку. А у дяди Силантия дочь есть, Настя. Красивая…

Он вздохнул мечтательно.

Как видно, еще не знал беспризорник о судьбе Насти.

— А где он живет, этот дядя Силантий?

Костя, оторопевший от признания Зюги, не успел сказать первым. Зюга махнул в его сторону рукой:

— А вон где они живут с этим утконосом. Возле дома «сыщиков». Знаю — как же. Мы там часто на берегу костры жгем, да и ночевали не раз. А Настька мимо ходит. Ходит мимо нас и не боится. Даже в полночь, бывало. Идет, стучит каблуками. Красивая, — повторил он задумчиво. Яров обернулся к Косте — зло посмотрел на него и снова наклонился к Зюге.

— А лошадь у него какая? Вороная или гнедая?

— Да вроде такая бурая, что ли. Или коричневая. Ну вот вроде как кофе густо заваришь. Сперли мы как-то из лабаза несколько банок, варили на берегу на костре. А дядька Силантий потешный, боится всего. Мы у его лошади на леску с хвоста резали, так он даже кнутом нас не стегнул, боится, как бы мы его дом, что ли, не сожгли. Только крикнет как на лошадь: но-но…

Зюга изобразил, как Силантий машет рукой, и опять улыбнулся, да вдруг устало облизнул посиневшие губы, откинулся на подушке…

На улице уже Яров сказал задумчиво:

— У паренька есть еще человеческое в душе. Раз по матери плакал.

Он посмотрел на Костю.

— А вы что же, в одном дворе живете, может, с бандитами. Чаек попиваете с Шамановым и не ведаете, что в другом окне тоже чаек попивают объявленные вне закона… Ты вот что, — приказал, посмотрев на карманные часы: — Иди и наблюдай за домом Силантия. Придем в десять вечера с обыском, встречай нас. Коль надо будет, стреляй. Да, а Шаманову пока ничего не говори.

31

Ехал в вагоне трамвая, шел мостовыми, переулками, щуря глаза от порывов гибкого ветра, вздувающего тучи пыли, выгоняющего из дворов и окон домов едкий запах карболки, печного дыма.

Он прошел мимо трактира «Орел» — в глубине увидел головы, руки, сжимающие стаканы. Мелькнула фигура Ивана Евграфовича, с улыбкой несшего на подносе чайники. Значит, какие-то важные люди для него сидели сейчас за столом, может за тем же, где они сидели.

— Арестуют когда-нибудь его, — подумал, — а он скажет на суде, что у него бесплатно пил вино и чай с настоящей заваркой агент розыска Константин Пахомов. Берите его тоже и судите за связь с уголовным миром, заслужил кару…

От этих мыслей ему стало как-то не по себе. Возле «дома сыщиков», на улице остановился на минуту. Ветер дергал кусок обломанной кровли. Как крыло подбитой птицы, подымалась и опускалась она в небе. Пустынно и нелюдимо смотрели ряды окон.

В конце улицы кто-то выехал на подводе. Костя подумал, что это Силантий, и быстро скрылся в крыльцо, успев зорко оглядеть и каретник, и дом в углу двора, и сарай, примыкавший к дому, крытый щепой, с «козлами» для пилки дров возле ворот, зимними санями, прислоненными к стене.

На столе лежало письмо, первое письмо для него. Разорвал конверт, склеенный из старой газеты, прочитал:

«Хоть бы прошел по селу, посмотрела бы издалека и то рада».

Отложил листок бумаги. Вспомнился этот июльский вечер, грачи в ветвях, солома под ногами и Марьины босые ноги, шлепающие в густой и горячей, как зола из печи, пыли, ее припевка:

Я любила Мишу-ту

За рубашку вышиту…

Был полдень, когда он пристроил стул в углу своей комнатки. Уже через пару часов зарябило в глазах от кирпичей каретника, досок забора с обломанными наконечниками. Закрывал веки на миг, а не уходила прочь дверь, обитая черной клеенкой, видное наполовину крыльцо, на высоких столбиках, как все равно мостики, с которых деревенские женщины полощут белье. Неслись над двором белыми пуховыми подушками облака, обгоняя одно другое. И все туда, за станцию, к Фандеково. Глядеть, как сушатся в овинах снопы, как подосиновиками горят осиновые поленья в поленницах, как бродят по лесным тропинкам грибовики, как скачут верховые из сельсовета или со станции с поручениями к сельчанам, как режет хлеб мать на своей полосе и как идет селом, закидывая горделиво голову, Мария…

Открылась дверь в доме Силантия и на крыльцо вышла Ольга с сумкой в руке. Шагнула с крыльца и пропала за углом «дома сыщиков». Похожа чем-то она на Марию — постарше только, ясное дело, да и ростом пониже. А волосы такие же, походка как у Марии, грудь колышется, играет зубами, как дразнится.

Вскоре же вернулась Ольга. За ней прошел с улицы в дом сам Силантий. На крыльце, прежде чем открыть дверь, огляделся. А что оглядываться, если ничего человека не беспокоит. Закрывая дверь, снова оглядел Силантий двор, как будто кого-то ждал или