Книга Цена его любви - Кира Шарм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нужно за ним вернуться! Или людей послать!
— Сам разберется, — бурчит, но крылья носа так и раздуваются перед моим лицом бешенством.
— Как разберется? Их же там столько!
— Ты Севера не знаешь, — усмехается. — Там разбираться не с чем. Только количество одно, а подготовки… Их сто нужно на одного такого. И то разве что все сверху запрыгнут и массой задавят.
— Почему тогда не он меня забрал, а ты?
— Может, потому что я поспокойнее еще, а? — снова раздувается от ярости. Багровеет. — Может, Север знал, что сразу тебе шейку твою тонкую свернет? А так злость хоть выпустит немного. На этих. Хотя… Может, еще и свернет, когда вернется!
— Зачем ты так? И вообще — зачем вот так? Разве нельзя было просто поговорить? Обязательно…
Я замолкаю. Это слово застревает в горле. Ледяным комом. Распирающим до невозможности.
Слово «убивать» и Влад у меня не может соединиться вместе! А ведь я видела! Видела, как они падали. Как кровь, черная на фоне дыма, по снегу плыла…
Скручивает бешеным спазмом. Снова, как в той клетке — перед глазами искры, а желудок будто вывернули наизнанку. Не помню, когда ела в последний раз. И это хорошо. Иначе весь салон сейчас бы испортила.
— Совсем дурочка? — Гордей хмыкает, отпуская мою шею. — Ты же видела все. Тут — как с озверевшей собакой, что на хозяина бросаться начала. Только пристрелить. Уничтожить. Иначе загрызет.
— Он… Ее… Милену?
Вот теперь мне совсем плохо.
Резко дергаюсь, распахивая дверцу.
Вроде и нечем, ничего в желудке нет, а выворачивает. И внутри все горит огнем. Всполохи перед глазами.
Поверить, представить не могу!
Он… Он ведь с ней был. Спал. Целовал. Засыпал, наверное, как и со мной, в обнимку. Шептал наверняка какие-то сладкие и пошлые слова на ушко своим сумасшедшим бархатным голосом. И что? После всего он способен и ее убить?
Мне реально жутко. Настолько, что все тело резко пробивает дрожь.
— Стягивай свои шмотки, — недовольно бурчит Гордей, швыряя в меня пледом. — А то лечить тебя будет некому. Походу, докторов к тебе больше подпускать нельзя. И за нее не парься. За себя думай. Не факт, что и тебя не… — Гордей выразительно и смачно проводит пальцем по горлу, отворачиваясь. — Когда вернется.
Руки до сих пор не слушаются, но я послушно стягиваю с себя ледяную промокшую одежду. Заворачиваюсь в теплый пушистый плед, ощущая, как под кожей разносятся тысячи острых игл.
— Гордей… Ты правда уверен, что с ним все будет в порядке?
— О себе думай, — даже не поворачивается. Рявкает с ненавистью. И я замолкаю.
— Я сама могу… — пытаюсь сопротивляться, когда Гордей, останавливая машину у дома Влада, вытаскивает меня из салона.
— Убери руки лучше, — рычит, подхватывая меня, завернутую в плед, как в кокон, на руки.
Вроде и согрелась, а все равно стучу зубами. И спазмы в животе никак не проходят. Кажется, сейчас меня вывернет прямо на него.
— В подвал бы тебя. В клетку. На цепь. И не кормить, — хрипит Гордей, толкая дверь в дом ногой. — Чтобы там думала о своем поведении, пока не сдохнешь.
Но вместо подвала заносит меня в душ, чуть не срывая дверь с петель ногой.
— Все. Дальше сама. Я не нянька! — усаживает меня на бортик ванной. — И не радуйся. Влад вернется… Тогда неизвестно, что с тобой еще будет!
— Спасибо, — все же бросаю ему в спину, еле шевеля омертвевшими губами.
Не оборачивается. Только оглушительно хлопает дверью.
А я даже встать не могу, чтобы закрыть ее на замок.
Теперь уже трясет. По-настоящему.
Не от холода, от нервов, напряженных до безумия.
Оттаивая, начала до конца осознавать все, что произошло. Ярко. По-настоящему. Без пелены той дряни, которая меня дурманила, что мне вкололи.
Сама не замечаю, как сползаю вниз, прямо на кафель пола. Запутываюсь в пледе окончательно.
Тогда не успела до конца прочувствовать, на волоске от чего висела. Сейчас накатывает.
И он…
Гордей был спокоен, когда говорил про Влада. Даже слишком. Но… Черт, он же не супермен из сказки, чтобы так просто со всеми справиться!
Он спас. Спас меня уже в третий раз. Как черт из табакерки, или ангел появляясь в самый критический момент. Из ниоткуда.
А я…
Я бы всю свою жизнь сейчас отдала за то, чтобы вернулся. Живым!
И снова скручивает спазмами. Но только раскрываю рот и содрогаюсь. Рвать уже нечем.
Нервы совсем дали сбой.
С трудом, пошатываясь, пытаюсь оттолкнуться руками от пола, приподняться. Несколько раз опускаюсь снова, укладываясь щекой на холодный пол. Я все горю, вся пылаю. Внутри будто черти разжигают свои адские костры. Где он?
С неимоверным трудом заставляю себя все-таки подняться.
Я ничего не изменю. Никак не повлияю на то, что с ним сейчас. Надо послушаться Гордея. Согреться. Заползти каким-то чудом в этот душ, под обжигающую воду! Влад ради моей жизни слишком сильно, слишком жестоко рискует. И я не могу себе позволить так глупо загубить ее, так и оставшись валяться на этом полу.
— Ради тебя, — шепчу сквозь слезы, заставляя себя подняться, хоть ноги подгибаются и слабость неимоверная. Стискиваю зубы, вставая под душ. — Только ради тебя я живу. Влад… Только ради тебя…
Дверь с грохотом рассыпается в щепки, когда я уже почти отогреваюсь под горячими струями.
Непроизвольно вжимаюсь в стену, глядя на него, застывшего в проходе.
Никогда не видела Влада таким. Никогда! Даже не представляла.
Смотрит исподлобья. Глаза налиты кровью. Бешенной мощью заполняет весь дверной проход.
Жадно дышит.
Лицо в ссадинах.
По ране из скулы вытекает струйка крови.
Одежда — в ошметки. Кусками, рваными лоскутами висит на нем.
Сейчас он похож на быка. Принявшего стойку. Разъяренного. Так и полыхает этой энергией ярости. Глаза мечут опасные, мощные, ядовитые молнии. Кажется, одним взглядом способен все вокруг раскрушить, даже весь дом, не только эту ванную.
— Влад…
Оседаю вниз по стенке. Ноги перестают держать. Сами подгибаются.
По лицу текут слезы облегчения.
И даже не пытаюсь их вытереть или остановить.
Живой. Он живой, Господи! Он вышел из этого пекла!
— Влад…
Рывком стягивает с себя ошметки рваного пальто, отшвыривая в сторону. Не отводит от меня полыхающих черных глаз. Таких, что впору бы отшатнуться. Сбежать. Спрятаться, куда угодно.
