Книга Он – мой лёд - Татьяна Минаева

- За произвольную программу Наталья… - зазвучал голос диктора на английском, и я мысленно устремилась в наше с Пашкой танго, делая всё, чтобы не услышать оценки. Знала, что выставленные судьями баллы высоки, однако в данный момент значения это не имело.

Новые овации, смешавшиеся с восторженными вскриками. Мельком я заметила стоящих в первом ряду девочек. Совсем ещё юные, они подняли небольшую растяжку, где на фоне синего льда были изображены мы с Жаровым. Надпись на ней была короткой – только два слова.

- Только вперёд, - прочитала я и повернулась к партнёру как раз в тот момент, когда диктор объявил наше выступление.

Не сговариваясь, мы поехали к центру катка и, посмотрев друг на друга, улыбнулись. Встали в изначальную позу.

- Только вперёд, - отозвался Паша, глядя на меня с абсолютно мужской уверенностью.

Именно за эту уверенность я была ему благодарна: уверенность во мне, в нас. Каждый раз, выходя с ним на лёд, я знала, что могу не сомневаться в нём, что бы ни случилось. И сейчас я тоже не сомневалась. Ни мгновения. Как бы мы ни выступили сейчас, какое бы место ни заняли, дальше мы пойдём вместе. Рука об руку к мечте.

Не сдержавшись, я посмотрела в сторону бортика и увидела стоящую рядом с Рудовым мать. Мимолётно улыбнулась ей, понимая, что по-прежнему не боюсь. Когда-нибудь мы поговорим, сейчас же…

Вера

- Хоть что-то достойное мы с тобой сделали, - проговорила я, смотря на стоящую в центре катка дочь.

Лиф её алого платья, как и подол, украшала ажурная вышивка, волосы были собраны крупной красно-чёрной заколкой с камнями, мерцающими сейчас в свете ламп. Каждая деталь, каждый штрих продуман до мелочей.

Когда она только успела так повзрослеть? Ещё недавно она была совсем девчонкой – угловатой, не способной разобраться с собственными руками, сейчас же я видела перед собой полную изящества молодую женщину.

- Что-то? – услышала я голос Рудова.

Сделала глубокий вдох, не спеша отвечать. Дочь была его отражением. Всё в ней напоминало его: черты лица, осанка, но главное – взгляд. Наша с ней внешняя схожесть всегда была только видимостью.

- Давай посмотрим прокат, Роман, - только и ответила я. – Это всё, что нам с тобой осталось.

Он невесело усмехнулся, и я, не удержавшись, всё-таки посмотрела на него. Роман тоже обернулся ко мне. В глазах его только на миг отразилась тень прошлого, а после он, возмужавший и всё такой же по-мужски интересный, устремил взгляд на каток. И на тот же миг я позволила себе задуматься о том, могло бы у нас что-то получиться, если бы я была смелее? Если бы не испугалась разницы в возрасте, осуждения? Если бы позволила себе немного больше?

- Наша дочь – лучшее, что у нас могло получиться, - сказал Рудов. – И, как бы там ни было, я благодарен тебе за то, что она у меня есть.

Слова его сменились воцарившейся над катком тишиной и последовавшими за ней буквально в следующие секунды звуками музыки. Танго. Узнав о том, что пары наши будут выступать под одинаковое музыкальное сопровождение, я испытала нечто странное: злость, негодование. Позже пришло желание доказать то ли Роману, то и Оле, то ли самой себе… Что доказать? Сейчас, глядя на то, как моя дочь и парень, таланта которого я когда-то не оценила в полной мере, не смогла раскрыть, свободно и легко исполняют элемент за элементом, я и сама не знала.

Юбка Олиного платья взметнулась красным всполохом, когда она, оттолкнувшись ото льда, взмыла в воздух в начатом со сложного захода прыжке. От неё, так же, как и от стоящего рядом со мной у борта мужчины, исходила уверенность. В этом они тоже всегда были схожи. Моя дочь была смелее меня. Во всём. Во всём, что не относилось к фигурному катанию, во всём, где лёд не был главным. Впрочем… И в том, где был, тоже.

- Да! – Рудов рубанул кулаком воздух, когда она, сделав несколько оборотов после высокого пролётного выброса, коснулась лезвием тверди катка, буквально впечатав его в лёд. Улыбнулась и, расправив плечи, продолжила прокат.

В момент поддержки я заметила мелькнувшую по лицу её партнёра тень. Уверена, что заметил это ещё один человек – Рудов. Больше никто. Знавшая о травме колена Жарова, я наблюдала за тем, как он поднял Олю над собой, за тем, как она, красиво изогнув спину, сменила положение и, улыбаясь, воспарила над катком.

- Молодцы, - выдохнул Роман. – Давайте, ребята. Совсем немного! Давайте!

Прекрасно понимая, что только-только начавшей свой совместный путь паре оценки судьи придержат, я не могла не признать – пара Рудова достойна высших баллов. Сожалела ли я в эти минуты о том, что не мне предстоит выводить её на лёд в дальнейшем? Нет. Только о том, что противостояние наше, как тренеров на данном этапе с большой вероятностью окончено. Тимур… Два невероятных проката, два невероятных по эмоциям выступления.

- Рудов, - позвала я Романа, едва только Ольга и Павел остановились в центре катка. Зрители снова повскакивали с мест и теперь рукоплескали уже не моим – его спортсменам. – Я тоже.

- Тоже? – он дышал неровно, будто бы сам только что завершил прокат.

- Тоже благодарна тебе, - сказала, глядя в глаза. – За дочь. За то, что она у меня… у нас есть.

- Только не говори, что наконец…

- Её выступление тут ни при чём, Роман, - на лёд прямо напротив нас упал запакованный в бумагу букет. Следом – мягкий белый мишка.

В последний раз посмотрев на машущую трибунам пару, я пошла прочь. Этот момент принадлежал только им: фигуристам, преодолевшим самих себя, доказавшим, что сила земного притяжения – ничто, и их тренеру. Человеку, вложившему в них душу, отдавшему им часть своей жизни. Потому что только так, иначе ничего бы не случилось. Иначе невозможно, и мне было известно это, как никому.

- Тимур? – наткнувшись на смотрящего в сторону льда Богданова, только и сказала я. В руках он держал две красные розы.

- Спасибо, - отдал мне одну и, больше ничего не сказав, пошёл к катку.

Оля

- Ольга Журавлёва и Павел Жаров за произвольную программу получают сумму в сто сорок целых и пятьдесят три сотые балла. Общая сумма за две программы составляет двести десять целых и двадцать две сотые балла. Это второе место!

Улыбнувшись, я помахала в камеру, продолжая сжимать в пальцах второй руки красивую алую розу с тяжёлым бархатистым бутоном.

Спортивная арена наполнилась овациями, с одной из трибун до меня донеслось отчётливое «браво» на русском.

- Оля! – поднявшийся с дивана Паша прижал меня к себе. Обнял и помахал болельщикам.

Прижимая к себе розу, я послала воздушный поцелуй и ещё один – снова в камеру. Посмотрела на турнирную таблицу, верхнюю строчку которой украшали имена: Наталья Каримова – Тимур Богданов. Снова улыбнулась и почувствовала такую же улыбку Паши.

В этот момент он понимал меня, как никто. Потихоньку сжал моё плечо и посмотрел в глаза.