Книга Стрелок. Митральезы для Белого генерала - Иван Оченков

– Мадемуазель, – начал он, прочистив предварительно горло и тщательно подбирая слова, – вы себе не представляете, как я рад, что текинцам не удалось захватить вас с баронессой, с тем, дабы продать в гарем какому-нибудь местному сердару, или как их там называют!

– Вы правы, Михаил Дмитриевич, – мягко заметила мадемуазель Штиглиц, – это было непростительное ребячество с нашей стороны, и нам очень стыдно являться причиной вашего беспокойства.

– Что, вы тоже хотите объявить себя виновницей этого происшествия? – не без яда в голосе поинтересовался генерал. – Может, кто-нибудь еще готов взять на себя ответственность?

С этими словами его взгляд остановился на Будищеве. Дмитрий все это время стоял немного в стороне, вытянувшись во фрунт, или же, говоря более привычным ему языком – по стойке смирно. Скобелев некоторое время давил непонятного прапорщика взглядом, но тот, казалось, не чувствовал ни малейшего неудобства. Это было непривычно, даже можно сказать раздражало. Но, как ни крути, именно он вовремя вызвал на подмогу охотников, да и сам отличился. Кстати, не в первый раз.

– Теперь с вами, милостивый государь. Раз уж вы догадались послать денщика к Слуцкому, отчего не направили его прямо ко мне?

– И кто бы к вам пустил моего Федора? – вопросом на вопрос ответил моряк.

– Тоже верно, – вынужден был согласиться командующий. – Но как вы догадались, что текинцы попытаются освободить мальчишку?

– Случайно, ваше превосходительство. Уж больно у него вид был хитрый. Сразу видно, что-то затевает.

Бледный как смерть Карим при этих словах попытался было принять независимый и гордый вид, но у него плохо получилось.

– Кстати, а отчего Карим такой квелый? – озаботился здоровьем заложника генерал. – Не помяли, часом?

– Не могу знать, ваше превосходительство! – пожал плечами прапорщик. – Может, съел чего несвежего?

– А синяки?

На языке Будищева просто крутилось сакраментальное «есть не хотел», но он все же заставил себя сдержаться и лишь недоуменно пожал плечами, мол, на все воля божья!

– Мальчик неловко упал, – пришел к нему на помощь Студитский, видя, как юный туркмен начинает багроветь от стыда или гнева.

– Бывает, – хмыкнул начавший отходить от гнева Скобелев. – Главное, что дедушке не удалось его отбить.

– Дедушка тут, может, и ни при чем, – вполголоса заметил Дмитрий, но командующий его все равно услышал.

– Тогда кто?

– Текинцы, ваше превосходительство. Им наверняка поперек… седла, что мервский сердар не хочет послать помощь в Геок-Тепе, так что они вполне могли сами взять его в заложники. А парню через местных или маркитантов наплели, мол, освободим.

– Вы полагаете, это возможно?

– Возможно всякое, господин генерал, но главарь нападавших очень неплохо говорил по-русски. Если его вдумчиво допросить, то он наверняка расскажет много интересного. И где они взяли столько патронов – тоже.

– Вы опять за свое? – нахмурил брови Скобелев.

– Так спросить-то можно, – пожал плечами Будищев, приняв как можно более простодушный вид.

– Спросить все можно. На охоту ездить без должного эскорта не нужно.

– Все так делают, – горестно вздохнул прапорщик. – Никакой дисциплины!

– Черт бы вас побрал! – снова вызверился командующий. – Убирайтесь прочь с моих глаз, господа офицеры, и помните: при следующем вашем проступке я вспомню и об этом. Что же до вас, милые барышни, то я в самое ближайшее время намерен отправить вас в Красноводск. Вам там будет безопаснее, да и мне спокойнее.

– Но, ваше превосходительство!

– Ничего не желаю слышать!

Покинув штабную кибитку, участники столь необычного происшествия на минуту остановились в нерешительности. После всего пережитого следовало что-то сказать друг другу, но нужные слова отчего-то не находились. Мамацев с немым обожанием смотрел на даму сердца, а та, в ужасе от предстоящей разлуки, на него. Будищев искоса поглядывал на внешне равнодушную Люсию, а та, скрывая волнение, нервно теребила шаль. Студитский взирал на все это добродушно, немного грустно улыбаясь при этом, и только Карим не мог скрывать своих чувств, более всего напоминая волчонка, из зубов которого выдернули кость.

– Нам, кажется, пора, – первым нарушил молчание доктор.

– Вы правы, Владимир Андреевич, – тут же согласилась баронесса. – В госпитале много дел.

– Прощайте, Екатерина Михайловна, – выдавил из себя бравый подполковник и горячо поцеловал руку мадемуазель Сутолминой.

– Я буду ждать вас, Дмитрий Осипович, – всхлипнула та. – Хоть всю жизнь!

– Честь имею, господа! – обернулся к остальным Мамацев и, сделав общий поклон, вскочил на подведенную ему денщиком лошадь.

Дмитрий хотел было последовать его примеру, но затем спохватился и, сняв притороченный к седлу винчестер, отнес его владельцу.

– Классный девайс! – сказал он непонятную фразу, протягивая оружие Студитскому.

– Оставьте себе, Дмитрий Николаевич, – мягко улыбнулся доктор и, видя удивление в глазах приятеля, добавил: – Вам он нужнее, да и стреляете вы из него лучше. Нет-нет, отказа я не приму, это подарок!

– Спасибо, – искренне поблагодарил его моряк, после чего, повернувшись к баронессе, сделал попытку пошутить: – Интересная у нас вышла прогулка, Люсия Александровна, не находите?

– Я бы сказала, страшная, – напряженным голосом ответила ему барышня. – Мы все чуть не погибли из-за этой глупой затеи.

– С вами бы ничего не случилось, – неожиданно подал голос молчавший до сих пор Карим. – Я бы не позволил!

– Кто бы тебя спрашивал, – отмахнулся Будищев.

– Госпожа Люся, – не унимался мальчишка. – Не выходите замуж за Гару Мергена. Я уже взрослый мужчина и сам могу на вас жениться!

Услышав столь неожиданное предложение руки и сердца, мадемуазель Штиглиц слегка оторопела. Студитский из деликатности удержался от смеха, ограничившись улыбкой, а Сутолмина, до сих пор полагавшая юного джигита своим поклонником, просто ахнула.

– Какой пассаж, господа! – изумленно воскликнула она, широко распахнув все еще заплаканные глаза.

– Ты выйдешь замуж за сердара Мамаца, – снисходительно пояснил ей Карим. – А я возьму в жены госпожу Люсю. И всем будет хорошо!

– Выйдешь тут. Вот отправят нас в Красноводск, и кукуй там в одиночестве, – огорченно вздохнула сестра милосердия, после чего, как будто спохватившись, обернулась к Будищеву: – А что вы думаете об этом, Дмитрий Николаевич?

– Я думаю, любезная Екатерина Михайловна, – без тени улыбки заметил прапорщик, – если Мамацев на вас не женится, то он – совершеннейшая свинья!

– Вы полагаете?! – округлила глаза барышня.