Книга Я стала злодейкой любовного романа - Кира Иствуд

«Всё-таки не отвертелась от танца», — в волнении думаю я, пытаясь угомонить сердце, которое стучит так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Мысли о странном холоде и состоянии Алана откладываю на потом.

Я стараюсь следить за ногами, но очень быстро сбиваюсь, забываю о правилах, и просто следую за Аланом. Мы сходимся ближе и ближе, пока между нами не остаётся пространства. Я чувствую жар его тела, силу мышц. Его запах всюду, кружит голову. А вместе с головой кружится весь мир.

«Боже… Я пропала», — мелькает мысль.

Алан держит аккуратно, но крепко. В его глазах голод. Он дышит глубоко, словно пытаясь удержать контроль. Рукой я чувствую, как напрягаются его плечи, мышцы становятся как раскалённый камень.

— Виктория, — шепчет Алан, — вы меня обманули.

— Что? — я сбиваюсь с шага.

— Обманули. Ведь вы прекрасно танцуете.

— Нет, я…

— Я бы хотел, Виктория… хотел, чтобы вы остались со мной, — шепчет.

— Осталась? — у меня срывается дыхание.

— Да. Чтобы вы поехали со мной в Руанд.

— Надолго?

— Навсегда.

— Но...

И он целует. 

Не так как прежде, а словно сорвавшийся с цепи зверь. Жадно, горячо, прихватывая зубами. Обнимает так крепко, словно хочет присвоить, заклеймить. Я выгибаюсь в его объятиях, с губ срывается тихий стон.

Меня трясёт, внутри растекается лава, в голове одна белизна. Мысли сгорели в пламени безумия. Желание накатывает волной.

Поцелуй длится вечность. Алан то кусается, то нежно изучает. У меня подгибаются ноги.

Я шарю ладонями по широкой спине, цепляюсь за неё как утопающий. Мне кажется, если отпущу, погибну. Чувствую, как руки Алана забираются под платье. Подставляю под поцелуи шею, плечи… Плечи?

Меня словно обливают ушатом воды .

— Нет, с-стой, — я останавливаю его руки, отстраняюсь, отворачиваюсь. — Ваша светлость, подождите…

Алан замирает. Его глаза давно стали звериными, прорезались клыки. Он дышит так тяжело, словно пробежал спринтерский забег. Выкручиваюсь из объятий. Алан отпускает с неохотой.

Я торопливо поправляю платье, особенно на плечах. Мне хотелось бы самой рассказать о метке, а не чтобы принц увидел её таким способом… Да и то, что мы творим, к хорошему не приведёт. Это не Россия… тут другие нравы. Что, если распущенность Виктории, только оттолкнёт принца? Что, если это усилит его подозрения? Да и могу ли я верить его чувствам?

Нет, нельзя вот так кидаться в омут с головой, когда стоишь на краю пропасти. Да и Алан… выглядит так, словно не ел несколько дней. Да и этот холод кругом никуда не делся. Сначала надо расставить точки над «И».

Меня всё ещё потряхивает, в груди тянет, щёки пульсируют, а губы горят. На них — его вкус.

— Приношу извинения, Виктория, — хрипло говорит Алан. — Рядом с вами я теряю голову.

— Должно быть вас, как и меня, пьянит местный свежий воздух. Давайте не будем этому поддаваться, ваша светлость, — я нервно улыбаюсь. — Если вы задумали просто поиграть со мной, то лучше остановимся сейчас.

— Поиграть с вами? С чего вы взяли?

— Из ваших слов. Ведь вы сами говорили, что оборотни не воспринимают людей всерьёз.

Алан молчит несколько секунд. А потом потирает переносицу, отступает на шаг, говорит:

— Да… Просто судьба таких браков часто плачевна. Мой отец тому пример.

Алан смотрит себе под ноги, на его лице тень тяжёлой мысли. Потом он садится на поваленное неподалёку дерево.

Солнце уже наполовину выкатилось из-за горизонта, но его со всех сторон подпирают тяжёлые тёмные тучи.

— А что случилось с вашим отцом? — спрашиваю, присаживаясь на другой край бревна.

— Его первая жена была человеком, — говорит Алан. — Человеком без метки. Но отец любил её, а она любила его. Как говорят, они были прекрасной парой…

— У них были дети?

— Нет, не случилось. Тем более спустя несколько лет, отец встретил свою истинную пару. Оборотня с меткой.

— Ох… Неужели он развёлся?

— Да. Ему пришлось… Пришлось сослать первую жену очень далеко. Забыть о ней… Таковы законы Руанды. А вскоре у его новой, второй жены, родился ребёнок.

— Вы? — догадываюсь я.

— Верно.

— А первая жена?

— Не смирилась. Не простила… — говорит Алан. — Злоба и ревность свели её с ума. Она освоила чёрную магию. И погубила мою мать. Да что уж, едва не отправила в могилу всю королевскую семью Руанда.

От неприятной догадки у меня волосы на затылке встают дыбом.

— Вы хотите сказать, что… — бормочу я, — культ чёрных магов именно возглавляет именно та женщина, что убила вашу мать?

Алан кивает. Поднимает голову и смотрит так пристально, точно в душу заглядывает.

— А как её звали? — спрашиваю я.

Принц отвечает после небольшой паузы:

— Кристиния.

Едва слышу это имя, как желудок скручивает спазм. Кристиния! Снова она! Она была королевой Руанда? Но её сослали из дворца… Она вернулась с местью. И продолжает мстить. Всё сходится…

Видимо размышления отражаются на моём лице, потому что Алан пододвигается в мою сторону, кладёт ладонь на мою руку и тихо, но очень твёрдо спрашивает:

— Вы её знаете, Виктория?

Глава 37

Мне хочется спрятаться от пронизывающего взгляда. А ещё лучше — ущипнуть себя и проснуться в своей комнате в России. И чтобы не было тревог и поисков истины, сражений с сюжетом и чувствами.

Я смотрю вперёд. Солнце уже совсем исчезает за тучами, и озеро отражает лишь хмурое небо. В пяти шагах от нас обрыв. Если шагнуть с него, то, пролетев десяток метров, погрузишься в холодную воду. Или, если не повезёт, разобьёшься о камни.

Лоб мажет первая капля, за ней вторая. Я задираю голову и вижу свинцовые низкие тучи, тяжёлые от воды. До ушей долетают отголоски грома. В воздухе пахнет приближающейся грозой. Лошади беспокойно жмутся друг к другу.

— Вы её знаете? Знаете Кристинию? — повторяет Алан. В его голосе сталь.

Конечно, он заметил, как изменился мой пульс и участилось дыхание, едва он произнёс это имя.

Теперь принц намерен добиться ответа, да и руку мне сжал, наверняка, чтобы лучше понять, лгу я или нет. Для него месть Кристинии — задача всей жизни. Потому он и гоняется за культом, потому и подозревал меня до последнего. Может быть, я зря надеюсь, что наши чувства сильнее его ненависти? Может, зря рассчитываю изменить сюжет?

Я невольно смотрю на его губы. Ещё недавно они целовали меня, а теперь сжаты в острую линию, о которую ненароком можно порезаться.