Книга (не)хорошая девочка - Джина Шэй

— Ты будешь наказана сегодня, — хрипло произносит Вадим, и у меня во рту пересыхает. От страха? От волнения? Не знаю.

Я даже не знаю, чего ждать от него. Что он имеет в виду под наказанием?

— Если так хочет хозяин. — Откуда берутся эти слова в моей голове? Будто я сама себе прописала роль и теперь старательно ей следую. Но мне нравится. На самом деле нравится, как темные глаза Вадима с каждым сказанным мной согласно роли словом становятся все больше похожими на черные дыры. И этими голодными черными дырами он смотрит на меня, пытаясь засосать меня в себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не знаю, что ждать от него. Но я знаю, что моя душа, моя сущность, вот эта, которая сейчас прижимается носом к ладони Дягилева и несмело пробует её на вкус самым кончиком языка, отчаянно хочет избавиться от чувства вины.

— Раздевайся.

Отнимает у меня свои руки. Это вообще законно? Пока я вскакиваю на ноги, чтобы раздеться, Вадим устраивается в кресле, закинув ногу на ногу.

На тумбочке у кровати я замечаю… О-оу. Что я там замечаю… Оглядываюсь на Вадима, он лишь улыбается, широко, многообещающе — и да, это грозно…

— Повернись ко мне, зайчонок, — приказывает, отвлекая меня от “сюрпризов”.

Раздеваться под его пристальным взглядом — то еще испытание. Наверняка же видел девочек пособлазнительней, пофигуристей… Я пытаюсь не суетиться, пытаюсь раздеваться не спеша, добавляя движениям эротичной плавности.

Проблема в том, что для того, чтобы снять футболку с длинным рукавом и леггинсы — не так уж много существует каких-то эротических маневров. Только распустить волосы, содрав резинку, встряхнуть ими, рассыпая по плечам длинные пряди.

— Белье тоже, малышка.

Если бы можно было кончиться от сладких судорог предвкушения — я бы это сделала. Упала бы к ногам Вадима и кончилась. Боже, как же это все… Бессовестно. Развратно. И непотребно.

И блин, от этого непотребства я завожусь еще сильнее. Трусы снимаю уже мокрые.

И вот она — я, голая как Ева до своего грехопадения, стою перед своим змеем-искусителем, сцепив пальцы рук за спиной. А он, даже не расстегнувший запонок на рукавах пиджака, разглядывает меня, безмолвно, внимательно. Дрожу от стыда — слегка, от возбуждения — сильно.

— На колени, сладкая моя. — Я слышу голод в его голосе. Именно он и заставляет меня слушаться. Я все делаю правильно. Хозяину нравится.

— Иди ко мне, — он хлопает ладонью по колену.

Вставать команды не было.

Ползти на коленях или на четвереньках?

Я выбираю последнее. Глаза опускаю.

У меня хорошая память, я помню инструктаж в отеле. Так ведь делают хорошие зайки и очень плохие девочки?

Только когда подползаю к нему вплотную, смотрю на него, прямо в глаза, внутренне улыбаюсь тому, как он подается вперед, ко мне. Ему нравится.

Ему нравлюсь я.

Этому искушенному сногсшибательному мужику нравлюсь я.

Он хочет меня.

Не Эльзу, не бегунью с улицы, никого из девочек недавнего суаре.

Меня.

Ради этого побыть распутной бесстыжей девчонкой можно и еще. Тем более это увлекательно.

Мой язык скользит по губам, я уже не могу — хочу секса так, как никогда в жизни. До звона в ушах, и почти до состояния: “Трахни меня так, чтобы я забыла, как дышать”.

Все дело в нем. В его пальцах, ласкающих мои губы. В его угольно-черных глазах, от взгляда которых я готова оплавиться свечой. Сейчас я понимаю бабочек. В ином огне не жалко и дотла сгореть.

— Возьми меня, хозяин, — умоляюще шепчу я, чуть прогибаясь в спине. Надеюсь, что это повлияло на соблазнительность моей пятой точки? Судя по прищуру Вадима — да-а, это я удачно сманеврировала.

— Всенепременно, зайка моя.

Какой у него многообещающий тон. А душа моя хнычет от нетерпения. Ей хочется прямо сейчас. Но так не интересно, так не по роли. По роли я должна всецело отдаться в руки Вадима.

Он встает, а меня, напротив, заставляет осесть на колени, ведет кончиками пальцев по скуле, вновь огибает пальцами губы, одновременно с этим расстегивая брюки.

— Давно хочу твой рот, красивая моя.

Ну конечно. Что еще-то? Блин, я так его хочу, что согласна и на минет, хотя раньше в основном пыталась придушить Маринку подушкой, если она начала мне читать лекции по сексуальному воспитанию. И про то, что «все мужики этого хотят».

Если Вадим Несторович привык к чему-то виртуозному — ему придется потерпеть. Я даже на бананах сроду не тренировалась. Тяжела доля приличной девочки.

Хотя…

Где тут приличная девочка? Я-то?

Вот эта вот я, что тянется лицом к вздыбленному мужскому члену? Ой, да конечно. Пусть не смело, но тянусь же! Никакая не приличная. Маленькая шлюшка, как и говорил отец, как и говорил Баринов.

Вот я готова быть такой только для Вадима. Открытие сегодняшнего утра. Лишь бы он хотел только меня. Никто другой такого не стоит.

Просто потому что…

Хочу его. Охренительного его, да. Хочу и этот его член. И если Дягилев хочет трахнуть меня в рот — пусть трахает.

А мне…

Мне нравится его вкус. Мне нравится его рука на моем затылке, задающая темп моему движению. Мне нравится сидеть голышом у его ног и удовлетворять его так, как он хочет. До того нравится, что я продолжаю течь как сучка. Хоть полотенце подкладывай.

Хочу ли я, чтобы хоть вот это делала другая? Ага, сейчас, пускай прикроет свои наглые губешки. Это — моя одержимость, мой хозяин, мой член, в конце концов. И только в мой рот он будет кончать… Даже ценой этих нескольких секунд, когда он вдалбливается в меня слишком глубоко, до рвотного рефлекса, до звона в ушах, до слез, хлынувших из глаз.

Дягилев — беззвучная сволочь. Кончает мне в рот, не издав ни звука. Кажется, даже дыхание не изменилось. А как хотелось ощутить его кайф, на самом деле. Хотя… Вот он его кайф, на моем языке — вязкий, солоноватый. Наслаждайся, Соня, и глотай. Вкус непривычный. Какая жалость, что, скорей всего, привыкнуть к нему у меня не получится.