Книга Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идеальная песня для этого момента? – шепчет Оскар и гладит меня по животу.
– «The Trellis» Никки Мулвей, – шепчу я в ответ.
– Почему именно она?
– Я даже и не знаю, – я смотрю через плечо в его голубые глаза. – Она хорошо подходит к зеленому цвету и к медленно струящейся воде. Знаешь эту песню?
– Нет, – отвечает он и целует меня в кончик носа. – Пока не знаю.
– А ты бы какую выбрал?
– Patterns группы Metthew and Me, – не раздумывая говорит он.
– Почему?
– Потому что, когда играет эта песня, время останавливается. – Мне бы хотелось, чтобы оно остановилось. Оскар смотрит немного левее меня, затем ухмыляется. – Видишь вон то дерево?
Я следую за его взглядом.
– То, что возвышается над водой?
– Именно оно. – Оскар быстро хватает меня за руку и тянет за собой. – Давай, Креветка, мы залезем на него.
Залезть? Я? Я сначала хотела отклонить это предложение, но потом увидела его восхищенное лицо, и у меня не осталось выбора, кроме как следовать за ним. Готова поспорить, я буду выглядеть очень глупо. Скорее всего, даже не смогу забраться туда без помощи.
Подходя к берегу реки, Оскар отпускает мою руку, снимает обувь и носки и немного закатывает темно-синие штаны. Я делаю глубокий вдох и сбрасываю балетки.
Оскар первым забирается наверх. Для него это, кажется, очень просто.
– Теперь ты, – он протягивает мне руку. И когда видит мое сомневающееся лицо, говорит: – Просто не смотри вниз. Смотри на меня. – Его взгляд пристальный и непреклонный, и я хотела бы утонуть в голубизне его глаз. Вдруг мне становится очень легко.
Мы с Оскаром сидим рядом друг с другом на ветке, наши ноги болтаются над водой. Недолго думая, я обхватываю ступнями его икру и чувствую кожей гладкую ткань его брюк. Бесчисленные листья шелестят над нашими головами и укрывают нас в прохладной тени. Я смотрю на мост и на наших стражников. Потом замечаю, что Оскар разглядывает меня.
– Что такое? – со смущением спрашиваю я.
– Ничего, – отвечает он. – Просто смотрю на тебя.
Он облизывает губы, затем обхватывает мое лицо ладонями и целует. Он целует меня как в фильме, только это реальность. Это идеальный поцелуй, на идеальном фоне, где я играю главную роль. Это не сон. Это моя жизнь. И мне становится совершенно неважно, что я ничего не сотворила. Значит, я уйду такой же нагой, как и пришла в этот мир. У меня есть Оскар, и это намного больше, чем получают другие люди.
По пути к Испанской лестнице мы пересекли Римский форум и поели на десерт мороженого. Точнее, часть его. Другая часть просто растаяла, потому что мы были слишком заняты поцелуями. Заслуживает ли Римский форум внимания, я, честно сказать, уже и не помню.
Лето показало свою душную сторону, и небо огромным куполом легло над нашими головами. Мы плетемся по площади Испании. Небо чистое, видно одно лишь облачко. Оно пушистое и немного надутое, плывет по небу и напоминает нам огромный шарик мороженого. Я резко останавливаюсь, зажмуриваю один глаз и подставляю рожок. Как будто облако – это мое мороженое. Оскар кладет подбородок на мое плечо и смеется.
– Подожди, – он берет свою сумку. – Мы должны сфотографировать это. – Я стараюсь держать рожок ровно и не двигаться, и мгновением позже Оскар целует меня в щеку. – Получилось.
Я хочу пойти дальше, но Оскар достает плюшевого зайца и поднимает его вверх. Он будто сидит на облаке. Словно оно – это лифт, который отвез зайца к Элис. Оскар делает фото, но внезапно звонит его телефон и разрушает этот момент.
– Можешь убрать его? – он протягивает мне зайца, и я запихиваю его в сумку. Он губами произносит «спасибо» и берет трубку. – Мама?.. Да, у нас все хорошо. – Он смотрит на меня. – Мы в Риме… Да, уже посмотрели город… – Оскар медленно ходит туда-сюда, а я разглядываю его. – Мы сейчас пойдем есть пиццу, а потом к фонтану Треви… Нет, где?.. Нет, я не знаю такой… да, было бы здорово. – Он проводит рукой по волосам, и мне хочется, чтобы это были мои волосы. – Дай угадаю, южнонемецкий! – смеется он, а я так люблю этот звук и его выражение лица. – Я знаю, мама… Да, сделаю… И я тебя… Я передам ей. – Оскар прощается и убирает телефон. – Тебе привет от мамы.
– Спасибо. – Я смотрю на него. – У всех все в порядке?
Оскар пожимает плечами.
– Полагаю, да, – говорит он и застегивает рюкзак на спине. – Я забыл спросить.
– Забыл спросить?
Оскар прижимает меня к себе.
– Да, наверное, потому что я сейчас думаю только об одном…
– О чем? – спрашиваю я шепотом, мой голос дрожит.
– О пицце, – говорит он с ухмылкой и обнимает меня за плечо.
– О пицце?! – наигранно расстраиваюсь я.
– Да, тебя я не могу съесть.
Я смеюсь.
– Ты не проголодалась? – удивляется он.
Слегка пожимаю плечами.
– Может быть, немного, – отвечаю я, но на самом деле сыта сейчас этим воздухом и любовью.
– Немного… – пренебрежительно говорит он. – Креветка, ты должна была проголодаться. Ты почти ничего не ела.
Я обожаю, когда он заботится обо мне. Обожаю, что он знает, какая я, и все равно остается со мной. Я обожаю то, что после вчерашнего вечера он все равно берет меня за руку и целует. Обожаю его взгляд и родинку на щеке и его запах, его улыбку и то, как он на меня смотрит. Я обожаю все в нем, но больше всего обожаю чувствовать себя живой рядом с ним. И что он заставляет забыть о том, что меня скоро не станет. Мое сердце возбужденно стучит, а руки дрожат, когда я кладу их на его шею. Я смотрю ему прямо в глаза и целую. Потому что могу это сделать. Потому что я еще здесь. Потому что я его люблю. Мы стоим обнявшись посреди переулка в центре Рима, и с каждым вздохом нас окутывает дух вечности.
Основание пиццы крайне тонкое, корочка хрустящая, а колбаски сочные. Чувствуется розмарин и сладкий томатный соус. Я часто ела пиццу, но эта настолько хороша, что я готова есть ее до сумасшествия.
– «Немного голодная» выглядит совсем по-другому, – говорит Оскар и берет последний кусок пиццы.
– Я уже давно наелась, – отвечаю я, чавкая, и откусываю еще пиццы. – Я просто не могу остановиться.
Он смеется, и я заражаюсь этим смехом. Послеобеденное солнце мягко накрывает местность и освещает глаза Оскара.
– Мы должны отправляться в путь, – говорит он, еще больше ухмыляясь. – Или ты еще хочешь десерт?
Я надуваю щеки и медленно выпускаю воздух.
– Мне уже плохо.