Книга Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего» - Грэм Харман

Тимоти Мортон

Мортон (р. 1969), уроженец Лондона, профессор английской литературы имени Риты Ши Гаффи в Университете Райса в Хьюстоне. Как публичная фигура он стал известен еще до своего присоединения к ООО. Будучи изначально специалистом по английскому романтизму, он преобразовал этот интерес в две основополагающие книги на экологические темы:

«Экология без природы» и «Экологическое мышление». Уже здесь он продемонстрировал редкий дар введения новых, необычайно привязчивых терминов вроде «сетки», «странного чужестранца» (strange stranger) и «гиперобъектов». Последний из терминов стал названием для его вышедшей в 2013 году и бодро продававшейся книги, посвященной объектам, чей пространственновременной масштаб делает какое-либо двустороннее взаимодействие с ними невозможным для человеческих существ. Это должно быть очевидно всякий раз, когда мы думаем о радиоактивных отходах, пластиковом мусоре или собственно о глобальном потеплении, все они влекут за собой последствия, чей масштаб мы едва ли в состоянии представить. Также в 2013 году Мортон опубликовал свою спорную работу «Реалистическая магия». Ее спорность проистекала главным образом из отчаянной защиты им ООО-тезиса, гласящего, что сама по себе физическая причинность устроена метафорически. В 2016 году вышла в свет его долгожданная «Темная экология», основанная на записи престижных Уэллековских лекций, прочитанных им несколькими годами ранее в Калифорнийском университете в Ирвайне. Как приглашенный докладчик Мортон активно выступает по всему миру, пользуясь все более растущим вниманием благодаря работе с актуальными экологическими темами.

Рассказав о шести описанных Брайантом различных ролевых типах машин-объектов и их взаимоотношениях, давайте рассмотрим другую интересную классификацию, обнаруженную нами в «Гиперобъектах», одной из самых читаемых книг Мортона. Само понятие определяется им на первой странице:

В книге «Экологическое мышление» я ввел понятие «гиперобъекты» для того, чтобы рассматривать вещи, широко — относительно людей — распределенные во времени и пространстве. Гиперобъектом может быть черная дыра. Гиперобъектом может быть нефтяное месторождение Лаго- Агрио в Эквадоре или национальный парк Эверглейдс во Флориде. Гиперобъектом может быть биосфера или Солнечная система. Гиперобъектом может быть совокупность всех ядерных материалов на Земле; или только плутоний, или только уран. Гиперобъектом может быть очень долговечный продукт непосредственного производства человека, такой как пенопласт или полиэтиленовые пакеты, или вся жужжащая машинерия капитализма. Гиперобъекты, таким образом, являются «гипер-» относительно какой-либо другой сущности, независимо от того, были ли они непосредственно произведены людьми или нет (242).

К концу книги Мортон приходит к выводу, что в свете нашего экологического кризиса существует ощущение, что любой объект является гиперобъектом (243). Сам он говорит так: «Нечеловеческие сущие ответственны за следующий момент человеческой истории и мышления… Реальность заключается в том, что гиперобъекты уже были здесь и мы медленно, но верно понимали то, что они нам говорили. Они вышли на связь с нами» (244). Мортон, как и Богост, отвергает модернистское представление о том, что мыслить — значит занять по отношению к миру дистанцию и вознестись над ним в пресыщенной или ироничной трансценденции. Как говорит Мортон: «Если нет никакого метаязыка, то циническое дистанцирование, доминирующий идеологический модус левых, само переживает не лучшие времена и не способно справиться с временем гиперобъектов» (245). Чтобы справиться с ситуацией, Мортон приводит перечень из пяти характеристик гиперобъектов: вязкость, нелокальность, темпоральную ундуляцию, фазирование, интеробъективность. Он обобщает эти свойства следующим образом:

Гиперобъекты имеют ряд общих характеристик. Они вязкие (viscous), что означает, что они «прилипают» к существам, которые с ними связаны. Они нелокальны. Другими словами, никакие «локальные манифестации» гиперобъекта непосредственно не являются самим гиперобъектом.

Они задействуют темпоральности, глубоко отличные от человекоразмерных темпоральностей, к которым мы привыкли [темпоральная ундуляция]… Гиперобъекты занимают многомерное фазовое пространство, что делает их невидимыми для людей на протяжении длительного времени [фазирование]. И они проявляют свои эффекты интеробъективно, то есть их можно обнаружить в пространстве, которое состоит из взаимодействий между эстетическими свойствами объектов. Гиперобъект — это не функция нашего познания: он — «гипер-« относительно червей, лимонов, ультрафиолетовых лучей, как и относительно людей (246).

Теперь мы должны кратко рассказать об этих свойствах — этому занятию Мортон посвящает всю первую часть своей книги.

Вязкость была подвергнута великолепному философскому анализу еще в 1940-х годах экзистенциалистом Жан-Полем Сартром. Он сравнивает наше погружение в вязкую среду с «осой, которая погрузилась в варенье и в нем утонула» (247). Если современная философия считает людей трансцендентными ироничными существами, сделанными совсем не из того же материала, что и космос, в котором они живут, то вязкость преподает нам противоположный урок, «что мы [не] вечно плаваем в пространстве внешнего космоса, но как раз противоположное, — что мы приклеены к нашей феноменологической ситуации» (248). Всякая вязкость, утверждает Мортон, на самом деле есть лишь ослабленная версия своей самой мощной возможной интенсивности, смерти. Как говорит он сам: «…случаи, когда внутреннее вещи полностью совпадает с ее внешним, называют растворением, или смертью. С учетом того, что гиперобъект достаточно велик, все сущие существуют в пасти той или иной формы смерти, и именно поэтому на буддийских тханках Колеса Жизни изображают шесть кругов существования, вращающихся вокруг разверстого зубастого рта Ямы, Владыки Смерти» (249). Впрочем, критически настроенный читатель может недовольно заметить, что вязкость — это избитая тема, к которой Мортон вместе с ООО не имеют никакого отношения. Поскольку не только Сартр успел ее в подробностях проанализировать, но и многие другие философы- модернисты сделали выводы о том, что «Я» и мир вязко сцеплены между собой, особенно учитывая тот факт, что наше сознание в этом мире всегда телесно воплощено. Тем не менее эти претенденты на приоритет почти всегда упускают действительно оригинальный ООО-момент: а именно тот, что данную интуицию «можно распространить и на нечеловеческие сущности.

В некотором смысле все объекты увязают в липкой слизи вязкости потому, что с онтологической точки зрения они никогда не исчерпывают друг друга — даже если они врезаются друг в друга на полной скорости» (250).

Ссылаясь на термин, являющийся для ООО критически важным, несмотря на часто вызываемые им насмешки, Мортон также говорит об «истинности того, что феноменология называет непосредственностью или искренностью» (251). Для Мортона, как и для Богоста, искренность любого человеческого либо нечеловеческого агента исходит из того, что таковой неизбежно поглощен тем, что он делает прямо сейчас: совсем как Ной Франкович, вымышленный «ироничный» адвокат, который растрачивает свою жизнь на юриспруденцию, даже если при этом он утверждает, что высмеивает данное занятие.