Книга Утерянная Книга В. - Анна Соломон

– Нет. Она взяла меня с собой. Ее пригласила свекровь, а она пригласила меня. Тогда еще было в новинку обсуждать секс, мужей-шовинистов, жуткие события из детства. Вашей маме там очень нравилось – было видно, что для нее те женщины стали родными. О себе она рассказывала немного, но любила слушать чужие истории.

Вивиан ненадолго замолкает.

– Она была скрытной, ваша мама. Но такой, что все кругом считали ее душой компании.

Лили чувствует привкус соли в горле:

– Так и было.

Вивиан Барр смотрит, как Джорджи подбирает крошки с ковра. Когда он все доедает, дает еще кусочек.

– Так вы не водили ее в группу?

– Не водила.

– И у вас не было романа с отцом?

– Не было.

– А курить ее вы научили?

– Не знаю, уместно ли тут слово «научила». Пожалуй, я ее поощряла. И бурбон она пила тоже со мной. До этого она пила коктейли «Том Кол-линз». – Вивиан пристально смотрит на Лили, которая в жизни не слышала про «Тома Коллинза» и не знает, что ответить.

– Девчачий напиток, – продолжает Вивиан Барр, качая головой. – Курить она любила. Я после переезда в Нью-Йорк почти сразу бросила. Бросила все, что мне напоминало о том времени. А вот Роз-мари никогда ничего не бросала.

Лили внутренне ощетинивается от этой странной похвалы. Разве честно, что Вивиан Барр бросила курить, а Рут – продолжала? Нечестно.

– Но насчет романов хочу добавить… Я не говорю, что их не заводила.

Лили вспоминает мамины слова о том, что Лили, как и ее отцу, «трудно угодить». Выходит, ее вчерашние поцелуи с Хэлом были предопределены? Вдруг это что-то подсознательное? Вдруг она разрушит собственную жизнь?

– Попробуйте булочку, дорогая.

Что остается? Лили надкусывает булочку, затем смотрит, как Вивиан скармливает остатки своей булочки собаке, а когда Джорджи доедает, гладит его по голове. У нее длинные и гибкие пальцы.

– Извините, – говорит Лили. – А где ванная?

– Прямо по коридору.

Как только Лили закрывает за собой дверь, слезы, которые она сдерживала все это время, проливаются. Из глаз, изо рта. Она смотрит на свое отражение в зеркале, сидя на крошечном унитазе, и рыдает, тоскуя по Рут, как еще не тосковала…

Лили не знает, сколько пробыла в ванной. Минут десять, а может, двадцать. Она умывается и вытирает лицо полотенцем для рук, потом бросает попытки убрать следы слез и идет обратно, изо всех сил стараясь успокоиться. Два часа дня. Няня вот-вот выйдет из дома, прыгнет на велосипед и со всей энергией, присущей двадцатилетним, помчится забирать девочек из школы. Выполнять единственную обязанность Лили.

В коридоре Лили останавливается. Оказывается, картины – на самом деле не картины, а какие-то распечатки, вроде новостных статей или… Лили приглядывается. Вырезки из журнала, даты выпуска с середины семидесятых до середины восьмидесятых. У всех один заголовок: «Спросите Летти Лавлесс». Лили знает это имя. «Дорогая Летти Лавлесс, – читает она. – Почему конкурс красоты “Мисс Америка” до сих пор популярен, даже после протестов?» Летти на это ответила: «А почему птицы поют?» Вопрос из соседней вырезки: «Дорогая Летти Лавлесс, что мне делать с прической в интимном месте?» Рядом с ней: «Дорогая Летти Лав-лесс, я верю Диане Фиорелли, потому что на меня тоже напали, однако муж мне не верит, и я не знаю, что делать». Лили просматривает достаточно, чтобы понять общий смысл – Летти Лавлесс не любит всех женщин в равной степени. Летти пишут усталые домохозяйки и женщины из Партии за женскую эмансипацию, делятся с ней планами вооруженного восстания. Женщины, которые сделали аборт и жалеют, женщины, которые не сделали аборт и жалеют. Женщины, которые увядают, женщины, которых привлекают другие женщины, женщины, убежденные, что макияж – это моральное падение, женщины, которые никогда не касались собственных гениталий, женщины, которые любят своих детей и ненавидят мужей, и те, кто любят мужей, но ненавидят брак, и те, кто вообще все ненавидят и мечтают сбежать. Старые девы и вдовы, жертвы измен и изменницы. Первые, вторые и третьи жены. Все пишут Летти Лавлесс, а она над ними потешается. «Вот в чем слабость вашей аргументации…» – отвечает она. Или: «Если вы хотите, чтобы я за вас решила, являетесь ли вы безнадежно, отвратительно ленивой, предлагаю вот что: попробуйте лечь и ничего не делать целый день. Посмотрите, что получится». Или: «Вы думаете, что можете быть женой, не будучи Женой. Увы, не выйдет. Придется сделать выбор».

Лили медленно идет вдоль по коридору, сама не замечая, что тихо плачет и что собака обнюхивает ей колени. Она полностью поглощена чтением. И вдруг в одном из ответов женщине под псевдонимом «Плохая хозяйка из города Уолла-Уолла» она натыкается на следующие слова: «Вы, наверное, хотите услышать от меня, что чистый дом – признак пустой жизни. И тогда у вас будет повод думать, что ваша посредственность – это хорошо. Такую позицию с готовностью заняли Женщины из женских групп по отношению к Женам…»

Лили возвращается к строчке, которую знает наизусть. «Чистый дом – признак пустой жизни». Вот откуда она знает имя Летти Лавлесс. Из маминых любимых колонок. Вы только посмотрите, что сделала Рут – она же с точностью до наоборот перевернула смысл слов Летти, взяв из ее ответа нужный отрывок.

– Все в порядке? – спрашивает Вивиан Барр. Она вслед за Джорджи вышла в коридор и поправляет элегантное платье.

– Это все… вы? – спрашивает Лили.

– О да – кивает Вивиан. – Труд моей жизни.

– Серьезно?

Вивиан Барр улыбается сдержанно и грустно:

– Если серьезно, то да, я их писала больше десяти лет. Конечно, никакой не «труд жизни», это я не всерьез. Почти все там – мусор. Да вы и сами видите, уверена. И все-таки не настолько, чтобы взять и выкинуть.

– Мама обожала Летти Лавлесс.

Вивиан Барр как будто ахает и мрачно усмехается одновременно.

– Неужели, – произносит она.

– Вы не думали, что она могла их читать?

– Не думала…

– Вот эту, например, она повесила… – Лили показывает на колонку со словами про дом и тут же опускает руку. Внезапно ей хочется уберечь Рут, и то, что мама поменяла смысл сказанного. Эти слова так много для нее значили.

– И еще одна очень ей нравилась, – продолжает Лили. – О том, что надо самой о себе заботиться.

Вивиан Барр прищуривается.

– Что ж. Летти Лавлесс была, скажем так, не особенно великодушна.

– Да, – кивает Лили. – Я вижу.

Может быть, это звучит грубо, но Лили думает, сколько часов она провела, глядя на вышивку со словами «Чистый дом – признак пустой жизни». Эти слова стали маминым голосом в голове у Лили. Неважно, что Рут вырвала цитату из контекста, изменив ее смысл. Не имело значения, что она, в конечном счете, могла бы и сама до них додуматься. Вот где она нашла их: в колонке, написанной старой подругой.