Книга Голоса лета - Розамунда Пилчер

— На ночном поезде с Паддингтона.

— Ну… — Казалось, он не знал, что сказать. — Что называется, удивила так удивила. Приятная неожиданность. Ты погостишь здесь?

— Не знаю. Если предложат.

— Как-то неуверенно ты это говоришь.

— А я и не уверена.

— Ты знаешь Джеральда?

— Отец много рассказывал о нем, но сама я его никогда не видела.

— Значит, с Евой ты тоже не знакома?

— Нет, ни с ним, ни с ней. И с Лорой тоже.

Он рассмеялся, почесал голову, демонстрируя полнейшее замешательство.

— Представляю, что тут начнется, когда ты к ним заявишься. Что ж, подождем. Пусть пока поспят. Завтракать будешь?

— А ты?

— Естественно. Не ехать же на работу на пустой желудок.

Он подошел к маленькой плите, включил конфорки, открыл холодильник, достал бекон. Габриэла выдвинула стул из-за стола и села, наблюдая за ним. Взъерошенный, он выглядел восхитительно, будто сошел с плаката, рекламирующего мужские духи «Eau Savage».

— Где ты работаешь? — поинтересовалась она.

— У меня доля в небольшой мебельной фабрике. Она находится на пустоши, в местечке под названием Карнеллоу.

— Давно здесь живешь?

— Всего год. — Он включил электрический чайник, сунул ломтики хлеба в тостер. — Арендую этот домик у Джеральда. Раньше это был каретный сарай, но Джеральд его переоборудовал под жилье. — Он достал банку с кофе, положил несколько ложек в эмалированную кружку. — Ты, кажется, в Виргинии жила, да?

— Верно. Но не в последнее время. Последние полгода я провела на Виргинских островах, на яхте.

Он обернулся, улыбнувшись ей.

— Серьезно? Фантастика. Мечта идиота. Так ты прямо оттуда?

— Да. С Сент-Томаса на Санта-Крус, с Санта-Крус в Сан-Хуан, из Сан-Хуана в Майами, из Майами в Кеннеди, из Кеннеди в Лондон…

— Из Лондона в Тременхир.

— Точно.

В комнате запахло подрумяненным беконом и ароматом кофе. Из буфета он достал тарелки, чашки, блюдца; из выдвижного ящика — ножи и вилки. Выставил все это на стол.

— Будь добра, накрой на стол, пожалуйста. — Он отвернулся к плите. — Одно яйцо или два?

— Два, — ответила Габриэла, почувствовав, что проголодалась. Она расставила посуду, разложила приборы.

— Что еще нам нужно для полного счастья? — спросил он.

Она попыталась вспомнить, из чего состоит традиционный британский завтрак.

— Джем? Мед? Овсянка? Почки? Кеджери?[41]

— Не парься.

— Тогда сливочное масло.

Он нашел в холодильнике сливочное масло — бледно-желтый кусок на фаянсовой тарелке, поставил его на стол и снова принялся за стряпню.

— Ну и как там, на Виргинских островах? — спросил он.

— Комаров полно.

— Шутишь?

— Но в море полный кайф.

— Где базировалась твоя яхта?

— На Сент-Томасе.

— Куда ты ходила на ней?

— Всюду. Сент-Джон.[42]Верджин-Горда…[43]— Она смотрела на него и думала, что со спины он выглядит потрясающе, даже в халате и со взъерошенными волосами. И у него были самые красивые, удивительно умелые руки… — Остров Норман.

— Остров Норман. Как название парикмахерской.

— Изначально Остров сокровищ. Слышал про такой? Роберт Льюис Стивенсон.

— Он там бывал?

— Наверняка.

Он разложил яичницу с беконом на две тарелки, принес их на стол.

— Столько хватит?

— Более чем.

— Могу добавить помидоры. Если хочешь грибы и почки, тогда придется подождать, пока я сгоняю в деревню, на почту.

— Обойдусь.

— Тогда кофе?

— Не откажусь.

Он сел напротив нее.

— Расскажи про остров Норман.

— Да нечего рассказывать.

— Баньяны, белый песок.

— Угадал.

— Почему ты уехала?

Габриэла правой рукой взяла вилку, но, увидев, что он наблюдает за ней, переложила вилку в левую руку, а в правую взяла нож.

— Заморские обычаи.

— Я быстро забываю. Сейчас я в Британии.

— Говорим на одном языке, а друг друга не понимаем.

— Зато ты отлично готовишь яичницу с ветчиной.

— Так почему ты уехала?

Глядя в свою тарелку, она пожала плечами.

— Время пришло возвращаться домой, полагаю.

Завтрак был вкуснейший, но он не растягивал удовольствие. Держа в руке вторую чашку кофе, сказал Габриэле, что ему пора бриться. Но перед тем как оставить ее, он открыл дверь и проверил, не проснулся ли кто-нибудь в большом доме.

— Мертвое царство. Хоть бы что шелохнулось. Сейчас половина девятого. Еще с полчаса ни одного лица в окне не увидишь.

Он вернулся в комнату, но дверь оставил открытой. Во двор начинал проникать солнечный свет. Длинный золотистый луч падал на выскобленный дочиста деревянный пол.

— Пойду наверх, мне нужно одеться. Справишься тут сама?

— Конечно.

— Посуду мыть не обязательно, — он направился к лестнице, — но если вымоешь, я буду тебе крайне признателен.

— Ты так и не представился.

На середине лестницы он обернулся, глядя на нее. Глаза у него были радужно-синие, как перышки колибри, или вода в бухте Кэнил-бей,[44]или цветки вероники.

— Правда? Извини. Я — сын Евы.

— Ты не сказал, как тебя зовут.

— Ивэн Эшби.

Он исчез наверху. У нее над головой раздались его шаги. Она услышала, как он включил радио, из которого полилась бодрая утренняя музыка. В раковину из крана потекла вода.

Ивэн Эшби.

Габриэла отодвинула свой стул, собрала грязные тарелки и отнесла их в раковину. Она вымыла всю посуду, аккуратно расставив ее в решетке сушки. После вышла во двор. Над головой порхали голуби, усаживаясь на обесцветившуюся черепицу голубятни. В большом доме движения по-прежнему не наблюдалось. Одно из окон на верхнем этаже было зашторено.