Книга Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Часть 2 - Вера Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек с белой прядью надо лбом покачал головой. В дом Жаймиоля он вошел молодым, но названный Альдо выпил молодость друга прежде, чем любовь ничтожной. Блистательный остановил коня:
– Я боялся за тебя. Этот Излом… Его не всякий мужчина переживет, а ты осталась совсем одна, Матильда, и та уехала.
– Почему? – спросила Мэллит. – Почему уехала царственная? Скажи мне!
– Ей было тяжело, – взгляд блистательного потянулся к дальним тополям, – она не выдержала.
Друг не сказал ничего и сказал все. Мэллит тронула грудь – рана не болела, просто чувствовалась.
– Названный Альдо разбил сердце матери отца своего, – вздохнула гоганни. – Все, к кому он прикоснулся, истекают кровью.
Блистательный не хотел спорить и не мог лгать, он промолчал, и Мэллит торопливо сказала:
– Я слышала, достославный Енниоль покинул дом блистательного.
– Он вернется в Агарис и попробует уговорить ваших уйти. – Робер оглянулся на следовавших сзади и послал коней вперед, к колющим небо тополям. – Вы разминулись на два дня. Достославный вспоминал о тебе… Мэллит, не сто́ит его искать.
– Достославный из достославных не желает смерти названного Альдо? – ровным голосом спросила Мэллит. – Он не искал дорог к предавшей?
– Он говорил о шаре судеб, – наморщил лоб Повелевающий Молниями, – и о том, что не смог остановить его. Альдо ему больше не нужен, а на тебя зла он не держит.
– Достославный не знает зла, – глупые руки хотели коснуться щеки блистательного, и Мэллит изо всей силы стиснула уздечку, – все его мысли о спасении правнуков Кабиоховых. Он не мог оставить жизнь ставшей Залогом, ведь она стоит между нарушенной клятвой и справедливостью.
– Мэллит, так ты искала Енниоля, чтобы он тебя… убил?! – Голос первородного прервался, но Мэллит не заплакала. И не замолчала.
– Потомок Флоха знает много и ничего, его путь озаряют солнце и молнии, а тайное ходит лунными тропами. Ставшая Залогом принадлежит племени своему. Первородные живут по иным законам, ваши души вы поручаете своим государям, и связывает вас то, что вы называете честью. Она не несет в себе жизни, но и смерти в ней нет.
– Иногда есть. – Если он не отвернется, если будет и дальше так смотреть, она заплачет. – Мэллит, пойми, ты свободна. Ночь Расплаты давно прошла, и все живы. Достославный Енниоль это понял и ушел туда, где он нужен. Тебе там показываться и впрямь не стоит, но мир велик, а ты… Ты совсем еще девочка, и ты такая красавица…
– И умница? – выкрикнула гоганни. – Ты это хотел сказать? Что я – умница?!
– Хотел… – Щека блистательного дернулась. – Разрубленный Змей, мне нужно говорить только с лошадьми! Я желаю тебе счастья, Мэллит, и ты его обязательно найдешь, клянусь тебе… хоть честью, хоть кровью, хоть Флохом! У тебя будет все: любовь, радость, птицы в небе, песни, цветы… Все для тебя! А плохое забудется, уснет, исчезнет…
Блистательный лгал и верил в свои слова. Потому что желал ей добра, он всегда желал ей добра.
– Да пребудет над названным Робером милость Флоха. – Если она не спросит сейчас, то не узнает никогда. – Тень разлуки темна и непроглядна, но прежде чем она падет на наши плечи… ничтожная должна знать, чьи розы изранили ей руки?
– Розы? – не понял первородный. – Мэллит, ты о чем?!
– Пусть Робер вспомнит! – выкрикнула гоганни. – Это было в городе, названном Агарисом! Мэллит ждала первородного, но пришел ты… Твои руки были полны роз, золотых, как мед… Ты сказал, они от него…
– Я солгал. – Он не опустил глаза, она тоже не опустит. – Прости меня, Мэллит. Я боялся, что ты огорчишься, и купил цветы… Это было подло, я понимаю…
Это не было подлостью, это было любовью, а она тонула в лунном озере, не видя костра на берегу. Теперь она мертва, а мертвое не согреешь. Мэллит выхватила уздечку из так и не ставшей родной руки.
– Ничтожная отдала бы блистательному сердце, но у нее больше нет сердца.
– У меня его тоже не осталось. – Губы первородного стремительно коснулись лба Мэллит и отпрянули, словно ожегшись. – Никола и герцог Придд позаботятся о тебе… Мы вряд ли увидимся снова. Прощай!
Сквозь изменчивость и шаткость, как будто царящие в мире, проглядывает некое скрытое сцепление событий, некий извечно предопределенный Провидением порядок, благодаря которому все идет как положено, по заранее предначертанному пути.
Франсуа де Ларошфуко
400 год К.С. Вечер 2-го дня Зимних Ветров
1
Зима раздумала быть зимой и попробовала стать осенью. Зарядивший вчерашним вечером дождь с упорством опытного нищего стучался в окна и плакал у запертых дверей. Откупиться от него было так же невозможно, как прогнать. Робер пытался не слушать и не думать о тех, кого хлещут ледяные струи, но монотонный, вкрадчивый стук доводил до бешенства, не давая сосредоточиться. Дождю по мере сил помогал его крысейшество, норовивший рассесться на разложенных по столу картах. Иноходец спихивал крыса на пол, совал за пазуху, относил на кресло, но Клемент раз за разом возвращался, погребая под собой Олларию вместе с ближайшими окрестностями.
– Ну и что ты хочешь этим сказать? – осведомился Эпинэ, оглядывая высохшее перо. – Что все мы угодили в крысью задницу?
Клемент почесался и загадочно хлестанул хвостом по Барсине. Робер пощекотал приятеля пером, его крысейшество чихнул и отодвинулся. На пару волосков. Показались Фебиды… Карваль уже добрался, даже с Мэллит. Добрался и говорит со Спрутом, оказавшимся умнее всех. Это теперь понятно, что Альдо затеял убить Ворона при попытке к бегству еще до приговора, но замена Багерлее на Ноху спутала все карты. Пришлось все менять на ходу, и ведь поменял же! Под носом у всех, и никто не почуял подвоха, даже Левий! Еще бы, разве за пару часов такое устроишь? Да и Мевен с Диконом!
