Книга Веспасиан. Павший орел Рима - Роберт Фаббри

— Где ваше чувство собственного достоинства? Почему вы не убили себя? — холодно спросил он, не скрывая презрения.

Уголки рта Тумелика скривились в улыбке.

— Можешь ответить ему, Айюс.

— Арминий предложил нам выбор: нас или принесут в жертву, предав огню в плетёной клетке, или мы можем принести клятву всем нашим богам и остаться в живых, чтобы выполнять приказания наших новых хозяев. Тот, кто когда-либо видел сожжение в клетке, никогда не сможет без содрогания смотреть на огонь. Мы выбрали то, что выбрал бы любой человек.

— Да, тут не поспоришь, приятель, — вставил словечко Магн.

Айюс посмотрел на него. Во взгляде старика промелькнуло смутное узнавание.

— Если бы мне предложили поджарить на костре собственные яйца, я бы согласился принести любую клятву, — продолжил Магн.

— Их не стали бы поджаривать, — сообщил Тумелик, снимая с кувшина крышку. — Перед сожжением мы всегда отрезаем у наших жертв тестикулы.

— Какое милосердие с вашей стороны.

— Уверяю тебя, милосердие здесь ни при чём.

С этими словами Тумелик запустил пальцы в кувшин и извлёк небольшой белый предмет размером с куриное яйцо и откусил от него половину.

— Мы верим, что, съедая тестикулы врага, мы обретаем их силу и ярость.

Веспасиан и его спутники с ужасом наблюдали, как Тумелик начал громко жевать, с показным удовольствием смакуя каждый кусочек. Затем он сунул в рот вторую половину и доел её. К удивлению гостей, оба раба сели у дальнего края стола.

Тумелик запил жутковатое лакомство пивом и сказал:

— После здешней битвы и после всех прочих сражений и боевых походов моего отца в борьбе за свободу нашего народа мы засолили шестьдесят тысяч тестикул врагов. Мой отец поделился ими с другими племенами. Это последний кувшин из доставшихся нам, херускам. Я храню его для особых случаев. Думаю, нам пора пополнить запас. Что вы скажете?

— Даже не пытайтесь, — произнёс Сабин. — Вам никогда не переправиться через Рен.

— Верно, — кивнул в знак согласия Тумелик. — Если мы останемся разъединёнными, как сейчас. Но даже если бы нам это удалось, Рим собрал бы всю мощь своей империи и разгромил нас. Вы же, в отличие от нас, обладаете силой, чтобы переправиться в противоположном направлении. Иначе почему сейчас я разговариваю с вами, хотя это против моих убеждений и правил. Насколько я знаю, у одного из вас есть нечто такое, что вы хотите мне показать.

Веспасиан достал отцовский нож и протянул его Тумелику.

— Как он попал к тебе? — спросил вождь, разглядывая лезвие.

Веспасиан поведал ему историю ножа. Тумелик внимательно его выслушал и провёл пальцем по выгравированным рунам. Затем задумался и кивнул.

— Ты говоришь правду, римлянин. Отец рассказывает эту историю в своих воспоминаниях.

— Он записал воспоминания? — уточнил Веспасиан, отказываясь верить собственным ушам.

— Ты забыл о том, что он с девяти лет воспитывался в Риме. Он научился читать и писать, хотя не очень хорошо, потому что грамоту в него приходилось вколачивать. Мы не считаем учёность мужской доблестью.

Но ему пришла идея получше. Он решил продиктовать свои воспоминания покорённым врагам и сохранить им жизнь, чтобы они могли читать их вслух, когда это понадобится. И вот сегодня такой день настал. Матушка, ты выйдешь к нам?

Занавес приподнялся, и в комнату вошла высокая седовласая женщина с горделивой осанкой и пронзительными голубыми глазами, каких Веспасиан ни разу не видел. Кожа её была морщинистой, а грудь обвисла, но было ясно, что в молодости она была красавицей.

— Мать, должен ли я рассказать этим римлянам отцовскую историю? Что говорят кости?

Туснельда достала из привязанного к поясу кожаного мешочка пять тонких прямых костей, испещрённых с четырёх сторон значками, в которых Веспасиан узнал руны. Затем подышала на них и, еле слышно пробормотав заклинания, бросила их на пол.

Наклонившись, она какое-то время рассматривала их и трогала.

— Мой муж пожелал бы, чтобы этим людям рассказали его историю. Чтобы понять тебя, они должны узнать о твоём происхождении, сынок.

— Да будет так, матушка, — согласно кивнул Тумелик. — Тогда начнём.

Веспасиан указал на рабов, которые взялись наводить на столе порядок.

— Значит, он пощадил этих двух, чтобы они записали историю его жизни?

— Да, это так. Кто мог бы лучше рассказать о жизни Арминия, чем аквилиферы Семнадцатого и Девятнадцатого легионов?

К тому времени, когда два старых раба, некогда горделивые римские воины, носившие священные эмблемы легионов, закончили читать рассказ о жизни Арминия, о том, как тот был убит своим соплеменником, солнце давно село. Впрочем, это было не просто чтение. Туснельда что-то дополняла по памяти, а Тумелик поручил Веспасиану и его спутникам расспросить Айюса и Тибурция о битве в Тевтобургском лесу. Он также велел старикам записывать ответы.

Как оказалось, Магн, служивший в своё время в Пятом легионе Жаворонков, участвовал в сражении у Длинных мостов, а на следующий год — в битвах на Ангриварии и Идиставизусе, где Арминий потерпел своё первое поражение. Он также поделился воспоминаниями о двух походах Германика, состоявшихся, соответственно, через шесть и семь лет после пресловутой резни. Он так увлёкся, что напуганный его успехом Тибурций был вынужден из зависти его перебить.

Похоже, Тумелик остался доволен, услышав новую точку зрения на те далёкие события. Он велел рабам делать записи. Те послушно повиновались. Они слушали грубоватый рассказ гостя, и в глазах их читалась тоска. Их старые, измождённые лица горели стыдом — и не только по поводу потери священных эмблем. Обоим было стыдно, что они не нашли мужества пойти на костёр и в результате обрекли себя на жалкое, рабское существование без надежды на прощение.

Кроме редких вопросов Веспасиану, Сабину и Луцию Пету сказать было нечего. Главным образом они слушали других, попивая пиво и изредка пробуя расставленные на столе угощения. Тумелик несколько раз предложил им отведать «лакомства» из его кувшина, но гости вежливо отказались.

Наконец два старых раба закончили свою работу. Не поднимая глаз, они скатали свитки и положили их в футляры. Никто при этом не проронил ни слова.

Тумелик задумчиво заглянул в свой кубок с пивом.

— Мой отец был великий человек, и мне жаль, что я никогда его не видел, — с этими словами он в упор посмотрел на Веспасиана. — Но я не затем заставил вас сидеть здесь со мной и слушать этот рассказ, чтобы потом предаваться жалости к самому себе. Я хотел, чтобы вы поняли, почему я сделаю то, что я намерен сделать. А намерен я пойти против всего того, за что когда-то сражался мой отец.

Сабин, не вставая, подался вперёд.

— То есть ты скажешь нам, где спрятан орёл?