Книга Улыбка - Тамара Квитко

Майкл! Слышишь меня? Откликнись! Ты нуждаешься в помощи. Поверь: никто, кроме меня, тебе не сможет помочь. Никто так не подготовлен, никто так не желает тебе помочь, как я. Ты нужен здесь, на Земле. Твоя гениальность необходима землянам. Я смогу помочь тебе. Ты же понимаешь: не могу я выразить словами неуловимое, относящееся к сущему. Мои слова – жалкий оттиск мыслей, дающих возможность хоть каким-то образом упорядочить отношение моего сознания к моменту, в каковом оно пребывает. А это отношение теснейшим образом связано с объёмом знаний, полученных от мыслительных восприятий с оценочной чувственной наклонностью к тому предмету, который наиболее востребован в данный момент времени. Мыслечувственная сфера неустойчива, стирается, видоизменяется постоянно и неуклонно, не давая предметно оформиться, стать знаком, символом. Впрочем, символы нам достались даром, и мы ими так и не научены пользоваться в должной мере. Наша же тяга к познанию есть не что иное, как стремление узреть истину, дорасти до неё, предполагая, что истина и есть сущее, его некоторая проявленность в бытии, через неё нам хочется приобщиться к предполагаемой, предчувственной, сокрытой тайне. Для компьютера любой сложности не возникнет подобной потребности, хотя я не исключаю возможности нахождения в умной машине друга, не менее преданного, чем собака.

И долго ещё Хумов разговаривал с Майклом в надежде получить ответ. Ответа так и не последовало.

12

В ожидании приёма своего непосредственного начальника Александра Евгеньевича Галунова Виктор Арнольдович бездумно читал выплывающие тексты, скользя глазами по строчкам, перескакивая с одного абзаца на другой в произвольном порядке.

«Эхо космических глубин из сердцевины знания зазвучало тремором женского начала в проявленной и избранной судьбе, проникнутой дальностью возгоревшейся звездой ярчайшей наперекор немому постоянству – НИЧТО».

«Отринут всякий путь, как память о возврате, внутренний кристалл в алмаз не превращён, и снова в этот мир – гранить отвагой опыт, чтоб превратить в алмаз пылающий кристалл».

«Выше восторга – покой понимания обречённости полной, и всё же творение нового, равного духу прозрения для умаленья земного в осознании нужности слово творения в зыбкости маревой – след оставляя, для радостной пользы прочтенья другим в пространстве далёких времён».

И тому подобную философско-поэтическую заумь. Приёмная представляла собой небольшую комнату без единого окна. Совершенно пустые стены мерцали приглушённым светом. Вокруг располагались мягкие кресла. Используя кнопки на подлокотниках, ожидающий мог принять более удобную позу, а то и вытянуться во весь рост, отдохнуть, слушая расслабляющую музыку. Мерцающие стенки могли служить экранами для просмотра видеозаписей, прямого обращения к начальнику, последних новостей и многого другого, необходимого в той или иной ситуации.

Виктор Арнольдович приехал за полчаса до назначенного времени и теперь нервничал в ожидании, как предполагал, неприятного разговора. Время от времени он сильно сжимал пальцы рук. Лёгкое покалывание предупреждало о недостаточном поступлении крови. Тогда Смаков начинал потирать руки, не отрывая глаз от экрана, на котором продолжали мелькать строки:

«В минуты безрадостного настроения, когда посещает мысль о смерти, наползает пустота, поглощая тайну бытия, вызывая чувство одиночества. Такие минуты, часы, дни случаются у каждого. Надо всегда помнить: ты не одинок – ты каждый миг в единстве с целым, Богом данным. Вспоминайте строки: кто мы? Откуда ветер? Откуда звон колоколов? Зов вечности, возможно, вечен. Его понять можно без слов».

Виктор Арнольдович, усмехнулся, пролистал дальше, стараясь сосредоточиться на тексте.

«Когда человек теряет доверие к другу, что-то с ним не в порядке, даже если вокруг слишком много непорядочных людей.

Если друг оставляет тебя в болезни, беде или когда тебе нужна срочная помощь, ты напрасно думал, что у тебя есть друг.

Настоящий друг никогда не поставит свои интересы выше твоих.

Для каждого в жизни наступает момент проверить дружбу на прочность.

В спорной ситуации мы скорее готовы винить друга, чем себя.

Потерять друга – всё равно что потерять часть своего сердца.

Потеря друга ввергает в одиночество, из которого уже не выбраться.

Приятелей – много, но друг – один.

Не на пустом месте зарождается недоверие к другу, но в голове твоей.

Один друг всегда более зависит от другого, ибо более ценит дружбу.

Совместный бизнес часто разрушает самую крепкую дружбу.

Настоящая дружба с годами только крепнет».

Вошел Малкин, молча кивнул, сел поодаль, уставился в своё электронное устройство. По тому, как тот время от времени двигал ногами, Виктор Арнольдович определил: нервничает; ему стало несколько спокойнее.

Ровно в назначенное время включилась видеосвязь. На противоположной стенке появился начальник. Смаков с Малкиным вскочили, вытянулись по стойке смирно. Некоторое время Галунов переводил взгляд с одного подчинённого на другого, затем кивком предложил сесть, после чего начал длинный монолог. Сначала Александр Евгеньевич их долго распекал за неумение оперативно действовать, наконец перешёл к делу, заговорив жёстким тоном:

– В то время, когда численность населения растёт в прогрессивном темпе и нам необходимо транспортировать большое количество людей на Марс, осваивать другие планеты, здесь, на родной Земле, теряется лучший спасатель и вы не можете его обнаружить, а ведь это выглядит не больше не меньше как сознательным уклонением от своих прямых обязанностей. Я внимательно рассмотрел ваши докладные и нашёл, что вы недостаточно серьёзно подошли к делу. Есть ли у вас какие-то новые сведения о спасателе № 232? – задал, глядя в упор, вопрос Галунов.

Малкин растерянно посмотрел на Виктора Арнольдовича. Оба, снова вскочив, отрицательно покачали головами.

– Сидите, сидите, – подтвердил жестом руки приказ Галунов, продолжая: – Не удалось ли найти того героя, который обезвредил двух террористов и скрылся в неизвестном направлении?

Смаков с Малкиным, и на этот раз вскочив, отрицательно замотали головами. Не давая им произнести ни слова, Александр Евгеньевич продолжал:

– Сидите, сидите! Так проще воспринять моё сообщение. Пусть оно не покажется странным. Вы и сами знаете или догадываетесь, какие действия вам следовало бы предпринять, без моих распоряжений. Мне даже неловко высказывать их вслух. И всё же придётся озвучить: приказываю приложить все возможные и невозможные усилия, все возможные и невозможные средства для возвращения в строй лучшего спасателя. Повторяю: для возвращения в строй! Вы свободны.

Подчинённые поднялись, щёлкнули каблуками. Экран погас. Оба, не оглядываясь, торопливо вышли, молча проследовали по нескончаемо длинному коридору, освещённому тусклыми лампами, вделанными в стены с обеих сторон. Каждый озадачился, понимая серьёзность их вызова к самому Галунову.