Книга Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики - Ольга Тогоева

На волне этих перемен появилось, в частности, и первое теологическое сочинение, специально посвященное данной проблеме, — Liber Gomorrhianus Петра Дамиани (1007–1072), представлявшая собой письмо к папе римскому Льву IX (1002–1054)[487]. Прославленный бенедиктинец настаивал на исключительной опасности этого «отвратительного и позорнейшего греха» и призывал понтифика санкционировать «самое суровое преследование» содомитов, иначе «меч гнева Божьего окажется обнажен и в своей неукротимой жестокости падет [на головы] многих»[488]. Более того, Дамиани полагал, что наказанием за мужеложество — безусловно, уголовное преступление (crimen) — должна стать смертная казнь[489], о чем, по его мнению, прямо говорилось в Библии: «Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют»[490]. Понимая содомию как «смертельную рану, [нанесенную] самому телу святой Церкви»[491], он указывал, что она «все оскверняет, все портит, все загрязняет настолько, что ничему не позволяет быть чистым, безупречным, подлинным»[492]. Иными словами, подрывая церковные устои, содомиты вместе с тем нарушали и законы человеческого общежития, а значит, из общества людей они должны были быть с позором изгнаны[493].

Схожие мысли примерно век спустя высказывал и другой известный теолог, Алан Лилльский (ок. 1120-ок. 1202). В своем «Плаче природы» (De planctu naturae, 1170-е гг.), представлявшем собой классический визионерский диалог (imaginario Visio) между главным героем и Природой, он, выступая против многочисленных сексуальных прегрешений (супружеских измен, скотоложества, инцеста, мужеложества, и т. д.), клеймил их прежде всего за противоестественность:

Зачем божественною славою обожествила я лик Тиндариды, которая употребление красоты заставила уклониться к злоупотреблению срамоты, когда, царственного брака обет отметая, с нечестивым Парисом сочеталась? И Пасифая, неистовством гиперболической Венеры понукаемая, под видом мнимой коровы с грубою тварью скотскую свадьбу справляя, гнуснейшим паралогизмом для себя заключая, изумительным для быка заключила софизмом. И Мирра, подстрекаемая жалами миртовой Киприды, в любви к отцу отпав от дочерней любви, с отцом исполнила занятье матери. Медея же, собственному сыну мачеха, чтоб бесславное Венерино заданье свершить, сокрушила славное Венерино созданьице. И Нарцисс, коему отражение сочинило второго Нарцисса, пустою тенью помраченный, уверовав, что сам он — другой, в опасную вдается любовь — себя к себе. И многие иные юноши, по моей милости славной красой облеченные, но упоенные жаждою денег, заставляют свои Венерины молоты нести службу наковален[494].

Таким образом, содомия оказывалась для Алана одним из главных и наиболее опасных грехов:

Стонет Природа, молчит добронравье, из знатности прежней Изгнанная, сиротой ныне стыдливость живет. Рода действительного опозоренный пол перепуган, Видя, как горько ему кануть в страдательный род. Пола честь своего пятнает муж, ставший женою, Гермафродитом его чары Венеры творят. Он предикат и субъект, с двумя значеньями термин, И грамматический им сильно раздвинут закон[495].

Мужеству, дару Природы, чужой, в грамматике стал он Варваром. Близок ему в этой науке лишь троп. Тропом, однако, нельзя называться сему переносу: Эту фигуру верней между пороков считать[496].

Опасность гомосексуальных связей крылась, согласно автору, в невозможности произвести потомство, что еще со времен Блаженного Августина[497] признавалось теологами единственной достойной уважения задачей любой супружеской пары: