Книга Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус

Мы уже видели, что сексуальное извращение служит для католической церкви благовидным предлогом, чтобы избавиться от неудобных, нестандартно мыслящих людей — таких, например, как катары. Правда, существуют секты, вполне сознательно практикующие отклонение от нормы: таковы приверженцы адамитской секты тюрлюпинов, пользовавшейся популярностью в XIV веке в Савое, Дофине и Париже. Они официально практиковали внебрачное сожительство, ходили — в зависимости от местности и времени года — то одетыми, то нагими, однако, даже будучи одетыми, отказывались прикрывать половые органы. Они считали эти части тела особым даром Бога, а потому даже половой акт осуществляли прилюдно. Неудивительно, что инквизиция скоро вплотную занялась этой сектой.

Похожим образом вели себя представители секты пикардистов, основанной одним крестьянином из Пикардии. Он называл себя сыном Бога и заявлял, что послан в мир для того, чтобы возродить законы природы. Обоим полам предписывалась нагота, а также провозглашалась полная свобода интимных отношений. Почувствовав вожделение к определенной женщине, пикардист обращался к главе секты со словами: «На эту возгорелся мой дух». После чего тот давал ему разрешение на совокупление, напутствуя словами Ветхого Завета: «Плодитесь и размножайтесь».

Если официальная церковь объявляет что-то развратом или распутством, это означает, что с точки зрения христианской или общественной морали была преступлена граница, нарушена заповедь. При этом церковь, определяя границы сексуального поведения и налагая запреты, временами не в состоянии руководстваваться ими на практике.

Страх перед адом и самобичевание

Особым феноменом Средневековья стал флагеллантизм, форма аскетического раскаяния, в которой с особой очевидностью проявляется связь между религией и сексуальностью, ибо здесь речь идет об умерщвлении плоти. Люди все больше сомневаются, что могут получить прощение каким-либо иным способом, кроме самобичевания, то есть нападения на собственное тело. Таким образом они надеются умилостивить разгневанного Бога.

С XII до XV века по Италии, Каринтии, Штирии, Богемии и Моравии движутся целые процессии бичевателей; они доходят до Венгрии и Польши, до Фландрии и Пикардии. Объясняя свой обычай, флагелланты, братья и сестры секты хлыстов, ссылаются на стих из Послания к Галатам, 5:24: «Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями». Публичным бичеванием собственного тела они надеятся добиться отпущения грехов. Получив поначалу одобрение папы, епископов и отцов церкви, подстрекаемые безмерной волей к покаянию, они идут целыми толпами: мужчины и женщины всех сословий, во главе со священниками, несущими кресты и флаги. Даже в самую суровую зиму они обнажены до пояса, чтобы под стоны и вздохи беспрепятственно терзать себя до крови.

Предводитель этой зловещей пляски — Смерть. Шествия флагеллантов учащаются во время крупных эпидемий: садо-мазохистские зрелища — спутники грозной чумы, жертвой которой в середине XIV века пала треть европейского населения (по приблизительной оценке 25 миллионов человек). Черная Смерть «вызывает у хлыстов дикий энтузиазм покаяния, который должен смягчить гнев Господень и искупить грехи каждого кающегося», как пишет историк Малькольм Ламберт. Бич Божий, массовую смерть от чумы, эти люди хотят встретить бичом самоистязания, экстатическим массовым безумием. Оценки количества флагеллантов расходятся, однако во время эпидемии чумы в одной только. Франции их число измерялось сотнями тысяч. Рецидивы таких экстремальных способов покаяния регулярно возникают и после эпидемий, а значит — условия духовной дезориентации и политической нестабильности остаются благоприятными для их существования.

Поначалу шествия хлыстов наверняка задумывались как чисто религиозные. В больших и поначалу хорошо организованных процессиях они шествуют попарно, следуя при этом строгому ритуалу: молитвы, песни и бичевания сменяют друг друга. Проходя через деревни и города, люди поют покаянные гимны и стараются превзойти друг друга в самоистязании. И это зрелище возбуждает.

Самыми поразительными чертами этого феномена Малькольм Ламберт называет глубину душевного волнения участников покаянной процессии и необыкновенную дисциплину. «Кто хочет идти среди хлыстов, тот принимает на себя обет, что будет бичевать себя тридцать три с половиной дня — в память о том, что земная жизнь Христа длилась именно столько лет… Во время процессий он следует строгому ритуалу и слушается мастера. Он хлещет себя два раза в день у всех на виду и один раз ночью. По окончании паломничества он дает обещание всю ставшуюся жизнь бичевать себя каждую страстную пятницу».

Однако со временем это покаянный спектакль теряет свой изначальный смысл. Подобно тому, как идеализм крестовых походов в конце концов превратился в меркантильное предприятие, массовая демонстрация покаяния становится эротическим представлением, мотивированным подавленной, грозящей взрывом сексуальностью.

Подмостки флагеллантов

Тот факт, что флагелланты пополняли свои ряды не только мужчинами, но в первую очередь женщинами, жаждущими покаяния, мог существенно усиливать сексуальный характер шествия обнаженных или полуобнаженных людей, и со временем эти процессии приобретают дурную славу, связанную с проституцией и сводничеством. Вскоре образуются союзы флагеллантов, которые организуют тайные собрания, где бичевание — лишь зачин для последующей оргии.

Важнейший реквизит кровавых зрелищ — флагеллум, бич. В хронике Генриха фон Херфорда содержится следующее жуткое описание, которое трудно превзойти в наглядности: «Бич представлял собой палку с тремя плетьми, снабженными крупными узлами. Сквозь эти узлы насквозь проходили железные шипы, острые, как гвозди, длиной с пшеничное зерно или чуть больше. Такими плетками стегали себя по голому телу, так что оно распухало и синело. Кровь стекала вниз, и брызги ее покрывали стены церквей, где происходило бичевание. Железные шипы иногда так глубоко вонзались в плоть, что вытащить их можно было только со второй попытки».

Так грехи выводятся на открытую сцену и становятся представлением, включающим также ритуал. Бичевание становится пантомимным покаянием, наглядной исповедью, сексуальным театром. При этом причиной для телесных истязаний вряд ли служили действительные прегрешения участников спектакля. Речь идет о грехах воображаемых, о мечтах и желаниях — естественно, с преобладанием сильнейшего плотского вожделения.

Парадоксальным образом изначальная идея бичевания со временем полностью извращается. Антиэротический пыл умерщвления плоти постепенно становится эротическим. Под пытками сексуальные чувства не умирают, а празднуют радостное воскресение. Не случайно самобичевание производится не в укромном закутке, не в сокровенном диалоге со Спасителем, а на публике, которая с готовностью заражается сексуальным возбуждением.

Церковная реакция на это была соответствующей — иерархи отнеслись к перемене со вполне ожидаемой горячностью. Если поначалу они потворствовали массовому безумию, означавшему страстное стремление покаяться, то потом у них открылись глаза на то, что флагелланты игнорируют церковный порядок покаяния, заменив христианское таинство бичом. Отпущение грехов при этом происходит не через священника, а путем раскаяния в общине, что эквивалентно экспроприации церковной власти, поскольку духовенство теряет свою функцию посредника, хлопочущего за обретение небесного блаженства.