Книга Тогда ты молчал - Криста фон Бернут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда пошла вторая неделя нового учебного года, он заговорил с ней. Она отреагировала дружелюбно, к тому же оказалось, что она живет недалеко от него. Итак, они стали вместе ходить из школы домой, тем самым мальчик создал себе значительное стратегическое преимущество, которое нельзя было недооценивать. Несколько недель все шло хорошо, и мальчик уже начал мечтать: о ее бедрах, открывающихся перед ним, о ее грудях, между которыми он спрячет свое лицо, о ее совершенной коже цвета карамели. При этом он даже в мечтах не решался поцеловать ее.
Бена, казалось, доверяла ему, хотя едва знала его. А почему бы и нет? Она рассказала, что приехала из столицы, что они переехали сюда, потому что ее отец, ученый высокого ранга, во время поездки на Запад остался там, бросив ее, ее мать и младшего брата. Бена приглашала его к себе домой, он даже пару раз ужинал вместе с ее семьей, теперь казавшейся ему какой-то обделенной. Мать девочки стала работать врачом в той же клинике, где работала его мать. Она была человеком совсем иного склада, чем его мать, — приветливой, сердечной, веселой, иногда даже немного суетливой. Лишь в двух вещах женщины были похожи: обе пили больше, чем следовало, и обе имели одну и ту же склонность: когда алкоголь развязывал им языки, они щедро оплакивали свою судьбу и свою жизнь.
Когда он засыпал, то думал о Бене, когда просыпался, ее имя уже было у него на устах. Аура Бены ниспадала на него, словно покров, завладевала его жизнью, его мечтами, даже когда ее не было рядом. Бена успокаивала его и одновременно ужасно возбуждала. Его фантазия снова начала играть с ним злые шутки. Целыми ночами он ворочался в постели, а по выходным опять шел на охоту, хотя все еще боялся мужчины, изнасиловавшего его. Но даже убийство животных не успокаивало его кипящую кровь. Теперь в его фантазиях важную роль играли женские «призраки». Обнаженное тело без волос, груди, бедра, нижняя часть живота. У этих фигур не было лиц, они существовали только как тела и только в этом качестве казались привлекательными.
Чтобы ничего не сделать с Беной, вызывавшей в нем безумные желания, юноше нужна была замена. Осознание этого пришло к нему настолько естественно, что вовсе не шокировало его. Бена была женщиной, принявшей его сторону, его спутницей навсегда, с ней он хотел делиться всем. А остальные казались ему очень далекими. Он едва слышал их голоса, их запахи действовали на него отталкивающе, а то, что они говорили, думали, чувствовали, его не интересовало. Но их тела, служащие лишь заменой тела Бены, запретного для него, скрывали тайны, которые он должен был вырвать у них. Он мечтал увидеть бьющее сердце, подержать эти сильные мышцы, этот центр жизни в своей руке и ощутить его агонию. С животными ему никогда не везло, они умирали слишком быстро.
В рабочей комнате отца, которая после его смерти осталась почти нетронутой, он нашел книгу по анатомии и забрал ее в свою комнату. Он углубился в изучение книги, чтобы все сделать правильно, потому что у него не будет нескончаемого числа возможностей для выработки определенных навыков. Он должен научиться действовать молниеносно. Быть ловким даже в стрессовых ситуациях. Он не имел права поддаваться никаким чувствам, в частности ненасытности и эйфории. Он должен оставаться хладнокровным. Сильным.
«Я — сильный, — сказал он сам себе. — Я смогу».
Он с удовольствием посвятил бы Бену в свои смелые планы, но ему все казалось, что еще не наступил подходящий момент, и пока что он оставил все, как есть.
Среда, 23.07, около 6 часов
В ночь со вторника на среду, 23 июля, Давид спал плохо, как это часто бывало с ним. Постоянные ночные дежурства расшатали его нервную систему, вследствие чего он ощущал постоянную усталость и никогда не чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Но сейчас это было не единственной причиной того, что он ворочался в постели, словно в горячке, пока Сэнди не прогнала его на неудобный диван в гостиной. Лежа на нем, он час за часом переключал различные телеканалы, передававшие музыку и новости.
Когда наконец рассвело, он все же погрузился в неспокойный сон. Ему снилась девушка с темными кудрявыми волосами. Она шла впереди него, грива спадала ей на спину и блестела в невероятно ярком свете солнца. Давид чувствовал себя так, словно его запечатлели на старой выцветшей фотографии, но его как раз и не запечатлели, потому что он мог двигаться, — он бежал вслед за девушкой. Давид протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но как он ни старался, ему это не удавалось. Вокруг нее словно образовался невидимый защитный слой, сквозь который он не мог прорваться. Может, он совсем этого и не хотел.
Эта мысль заставила его остановиться: может, так и следовало поступить. Он остановился, а девушка удалялась от него с невероятной скоростью, словно на ногах у нее были семимильные сапоги. Он смотрел ей вслед и вдруг понял, кто это. Сильное возбуждение охватило его тело, от вожделения его начало трясти, ему казалось, что он умрет, если сейчас же не заполучит ее. Но она исчезла, оказалась вне досягаемости. Он пытался звать ее по имени, но у него пропал голос.
Даная. Он проснулся с ее именем на устах. Утреннее солнце ярко освещало комнату, и его эрекция фатальным образом напомнила ему о его сне, которого не могло быть, не должно быть.
Среда, 23.07, 6 часов 5 минут
Мона тоже лежала в постели без сна, но совершенно по другой причине. Рядом с ней храпел Антон, мужчина, который вместе с их общим сыном был ее семьей, потому что другой у нее просто не было. Так происходит, когда нет выбора. Мона вспомнила о Лин, своей сестре, которая всегда ей помогала, но с самого начала восприняла Антона в штыки. Фокус заключался в том, что Лин выросла не рядом с тяжело больной матерью, в квартале разбитых витрин, а у их общего отца, в красивом месте, где не существовало молодежных банд. Она могла позволить себе отвергнуть такого, как Антон. Тогда Антон защищал Мону. Он был одним из предводителей в их квартале, а она была его подругой, и поэтому никто не имел права прикасаться к ней, и это было хорошо. Благодаря этому Мона выдержала и сложный период своей юности, и болезнь матери, которой становилось все хуже и хуже, свое чувство вины, потому что она не могла помочь матери, а вместо этого хотела находиться далеко-далеко отсюда. Лин не знала, что это такое. Она имела возможность выбрать себе мужа сама, совершенно свободно, без давления извне.
Мона и Антон никогда не будут свободны друг от друга.
Вчера Мона и Лин разговаривали по телефону. Лин позвонила ей на мобильный, хотя у нее был номер их с Антоном домашнего телефона. Она сделала это специально.
— Ты все еще живешь у этого?
— Прекрати, Лин. Ты прекрасно знаешь, что его зовут Антон, и у тебя есть наш номер телефона.
— Антон, — Лин почти выплюнула его имя. — Он тебя угробит своими махинациями.
— Он нужен Лукасу. И мне.
— Лукасу нужно совсем другое. Стабильность.
— Да ладно, — отмахнулась Мона. — А совершенных отцов просто не бывает.