Книга Кардинал Ришелье - Петр Черкасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из программы Ришелье непосредственно вытекала и необходимость активной колониальной экспансии, провозглашенной государственной политикой еще Франциском I, любившим повторять; «Солнце светит для меня, как и для других; я хотел бы видеть статью завещания Адама, которая исключает меня из раздела мира». Ришелье считал совершенно необходимым более активное «освоение» колоний, для чего и способствовал в качестве «Начальника и генерального сюринтенданта навигации и торговли» созданию французских заморских торговых компаний, которым предоставил самые широкие привилегии в колониях. Начиная с 1625 года одна за другой возникают торговые компании, развернувшие большую активность в Северной и Южной Америке, в Сенегале и Гамбии, на Мадагаскаре и островах Зеленого Мыса.
В своей речи перед нотаблями Ришелье высказался за реорганизацию системы образования. Его взгляды в этой области, получившие развитие впоследствии в «Политическом завещании», весьма любопытны и оригинальны. Кардинал, с одной стороны, убежден, что «образованность — лучшее украшение любого государства»; с другой — считает, что «не всякого следует обучать». «Точно так же, как безобразным стало бы человеческое тело, снабженное глазами на всех его частях, так и государство обезобразилось бы, если б все жители стали образованны, ибо вместо послушания они преисполнились бы гордостью и тщеславием. Увлечение науками, — продолжает свою мысль Ришелье, — пошло бы во вред торговле, обогащающей государство, погубило бы земледелие, кормящее народ, в короткий срок опустошило бы армию, которой благотворно скорее суровое невежество, нежели мягкость книжного чтения; наконец, Франция заполнилась бы возмутителями народного спокойствия. Всеобщее образование привело бы к тому, что число сеющих сомнения намного превысило бы число способных их развеять…»
Кардинал считал совершенно естественным, чтобы светское образование находилось под строгим контролем церкви. Этот контроль он отдал на откуп иезуитам, хотя лично и не благоволил к ним.
Ришелье выступал решительным сторонником того, что в наши дни называется профессионально-техническим образованием. Он отдавал явное предпочтение «полезным» знаниям перед «бесполезными» гуманитарными, считая, что слишком много молодых людей ориентируются на занятия правом, философией и литературой и слишком мало — на торговлю. «В хорошо устроенном государстве, — писал Ришелье в „Политическом завещании“, — наставники технических дисциплин должны преобладать над учителями свободных профессий». В соответствии со своими воззрениями Ришелье высказался за создание четырех-пяти профессиональных училищ в Париже и по два в каждом крупном провинциальном городе. Разумеется, в них должны были обучаться дети из обеспеченных семей. О просвещении простого люда кардинал и не помышлял.
Составной частью программы, направленной на укрепление королевской власти, Ришелье считал запрещение поединков между дворянами. Жизнь дворянина принадлежит Франции и ее королю и может быть принесена в жертву лишь государственным интересам. В «Политическом завещании» кардинал признается, что всю свою жизнь «старался найти средство, способное искоренить это опасное зло (дуэли. — П. Ч.)». Он не видит иного средства покончить с «варварским обычаем», кроме безжалостного наказания виновных и их сообщников (секундантов). Бесполезно, считает Ришелье, издавать новые эдикты против дуэлей, нужно заставить дворянство уважать уже принятые. «Лучшие законы бесполезны, если они нарушаются…» — констатирует Ришелье.
Еще в начале 1626 года кардинал четко дал понять, что намерен решительно покончить с этим злом. Вскоре ему представилась возможность доказать, что он не склонен бросать слова на ветер. 22 июня 1627 г. на Гревской площади в Париже были обезглавлены заядлый дуэлянт граф де Монморанси-Бутевиль (на его счету было более 20 дуэлей) и его секундант граф де Шапель. Ни просьбы влиятельных особ (принцессы Конде, герцогинь де Монморанси и д'Ангулем и др.), ни мольба беременной жены Бутевиля, ни откровенная враждебность столичного дворянства не поколебали решимости кардинала, он был непреклонен. Надо сказать, что казни Шале, Бутевиля и Шапеля не способствовали росту популярности Ришелье в среде дворянства. Он должен был всерьез считаться с потенциальной угрозой для своей жизни. Но «гвардейцы кардинала», как их называет А. Дюма, а также разветвленная агентура отца Жозефа несли свою службу исправно.
Программа, предложенная Ришелье на ассамблее нотаблей, была одобрена лишь частично: нотабли согласились с планами морского строительства и создания торговых компаний, с необходимостью реорганизации армии, благожелательно отнеслись и к идеям Ришелье в сфере образования, но категорически отказались поддержать его финансовый проект. Каждое сословие на ассамблее ревностно отстаивало свои права и привилегии, не желая ни в чем поступаться ими. Работа ассамблеи осложнялась острыми межсословными противоречиями, за которыми терялись общегосударственные интересы, выдвигаемые Ришелье. Более всего кардинала разочаровала позиция представителей парламентов и городов, на чью поддержку он рассчитывал. Из недавних союзников набиравшей силу абсолютной монархии они постепенно становились ее противниками. А. Д. Люблинская полагает, что ассамблея нотаблей 1626–1627 годов стала «поворотным пунктом в переходе парламентов от поддержки абсолютизма к оппозиции по отношению к нему». «Путь к усилению абсолютизма и к его освобождению от контроля парламентов, — справедливо отмечает А. Д. Люблинская, — оказался расчищенным не столько благодаря усилиям Ришелье именно в этом направлении, сколько благодаря неудаче его попытки получить помощь от нотаблей и опереться на них в проведении реформы. Попытка провалилась, и тем самым Ришелье вынужден был поставить крест на помощи этих сословий вообще и парламентов в особенности». Укрепление абсолютизма внушало самые серьезные опасения парламентам, мечтавшим о возвращении к временам сословной монархии.
Одним словом, ассамблея нотаблей сама постаралась доказать свою ненужность правительству, которое не будет ее больше созывать вплоть до 1788 года — кануна революции.
Не получив ожидаемой поддержки в проведении реформ, Ришелье вовсе не собирался отказываться от своих намерений. Но для успеха дела ему необходимы были внутренний мир и внешняя безопасность. На повестку дня неотвратимо вставал вопрос о ликвидации «государства в государстве», каковым с давних пор являлась гугенотская Ларошель.
Незадолго до похода на Ларошель в беседе с папским нунцием кардиналом Спада Ришелье как-то шутливо заметил: «В Риме на меня смотрят как на еретика. Очень скоро меня там канонизируют как святого». Ришелье действительно обвиняли в безразличии к делу католицизма, награждая прозвищами «кардинал гугенотов», «кардинал от государства». Наверное, в чем-то они были правы, хотя Ришелье всегда был истым католиком, но в еще большей степени — политиком, государственным деятелем, озабоченным проблемой внутреннего единства своей страны.
Терпимый в вопросах вероисповедания, Ришелье не шел ни на какие компромиссы, когда дело касалось монополии на власть в государстве. Всю свою жизнь он самым решительным образом боролся с оппозицией, тем более организованной. В записке, поданной Людовику XIII 6 мая 1625 г., Ришелье подчеркивал: «До тех пор, пока гугеноты разделяют власть во Франции, король никогда не будет хозяином в своей стране и не сможет предпринять какие-либо успешные действия за ее пределами».