Книга Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роман «Не переводя дыхания» полностью печатался в мартовском номере «Знамени», и Эренбург спешил. Отрывок появился в «Известиях» 12 марта; всю рукопись Эренбурга Бухарин смог прочесть только после этого. Письмо главного редактора «Известий» с суждениями об этом романе, было написано 14 марта, а 19-го перепечатано в редакции на машинке и копия его сохранилась в личном архиве Бухарина; перевод многочисленных иностранных выражений, употребление которых характерно для бухаринских эпистол, приводим в конце письма:
Исх. № 55/с.
Дорогой Илья Григорьевич,
не ругайтесь, что долго не писал: perculum in mora[392] ведь не было, а без такой погонялки у нас люди эпистолярным искусством подолгу не занимаются. Потом была добавочная причина: я не прочел Ваш роман. Сегодня ночью я его прочел до самого конца. Поэтому, ожидая сейчас шофера, пишу Вам предварительно несколько строк, — может, потом напишу подробнее, если успею.
Pro:
Тематически — Очень хорошо, что роман ориентирован на человека; что разобраны «сантименты» (в хорошем смысле); что подняты здесь большие проблемы (личного и общественного); что занята правильная, на мой взгляд, позиция.
Формально — Что литературно прекрасно написано, что выразительность отдельных глав исключительно превосходна, да и весь роман, что диалектика логики и чувства и их переходов здорово «дана».
Summa summarum[393] — что роман сугубо интересен.
Vert![394]
Contra: полярно-однообразна, быть может, сфера вращения всего:
производство
versus[395]
любовь.
Это я карикатурно — не берите особо всерьез: я только говорю о некой тенденции полярного раздвоения жизни у Вас (на самом деле у Вас и актриса и художник etq.[396])
Но мне, казалось бы, сейчас нужно еще решительнее набивать все трехмерное пространство романа многосложностью типов и бытовых, общественных, групповых, государственных etc.[397] образований.
Разная деревенская интеллигенция — агрономы, трактористы, комбайнеры, доктора; колхозники, единоличники, кулаки, раскулаченные, красновармейцы, краскомы; обездоленные (не поднявшиеся до «сознательности»); отживающие группы вроде попов и т. д. — если речь идет о деревне; то же mutates mutandis[398] — о городе. У нас город в его многообразном лице не давался. Вы очень здорово взяли и основу сближения между городом и деревней, но и здесь главное перемычки: производство + любовь.
С общефилософской точки зрения здесь есть raison d’etre[399], в такой постановке вопроса, но больше опосредствований!
Может быть, я и ошибаюсь, но беглое — ночное чтение тому виной. Однако я без комплиментов должен сказать, что роман мне чрезвычайно понравился и я кричу «браво» (Так примерно сказал бы Плеханов, а Ильич: «Прекрасно написано. — Это помните, тот, Илья Лохматый (так прозвал Эренбурга в Париже в 1909 г. В. И. Ленин. — Б.Ф.)».
Ну, жму руку. Вы видите, что мы печатаем Вас изо всех сил и впредь тоже будем давать, а Вы давайте свое: тем ведь уйма:
1) Фашизм и женщина.
2) Шелковые чулки и война (о производстве искусственного шелка и «порохов»).
3) О фокстротной «культуре».
4) Религия в Третьей Империи
5) (Idem[400]) Валгалла и авиация.
6) Что делается в колониальном мире (Что, если опросить парижских джаз-негров из Америки или Африки и узнать их curriculum vitae[401], не делая из них непременно Айш (Айша — негр, персонаж романа «Хулио Хуренито». — Б.Ф.)?) и т. д.
Вы сами лучше всех других придумаете что-либо мастерское.
Привет.
Крепко жму руку.
Для контраста приведем здесь фрагмент из продиктованного совсем иными соображениями и, надо признать, выдержавшего «проверку временем» отзыва о книге «Не переводя дыхания», — он появился в том же году в парижской эмигрантской газете и принадлежал М. Осоргину: «Эренбург уже не просто пишет, он поет. Поет он лучшее, что есть в современной советской жизни, — работающую и жизнерадостную молодежь. Поет не соло, а в хоре. От его участия хор выигрывает; но скажу откровенно, мне было жаль потерять солиста, писателя с отчетливой, не всеми слышимой индивидуальностью. Для перехода в хор нужно отказаться от очень многого, а научиться только пустякам. Этим пустякам Эренбург научился без труда»[402].
23 марта 1935 г. Эренбург сообщил Мильман, что получил письмо Николая Ивановича, но о самом письме ничего не сказал…
Следующее письмо Эренбурга, сохранившееся в архиве Бухарина, написано в июне и послано с оказией. Оно посвящено, главным образом, газетным делам и подготовке парижского международного конгресса писателей — она занимала много времени и сил Эренбурга:
8 июня .
Дорогой Николай Иванович,
снова у нас недоразумения! Я легко могу понять, что с Эльзасом я «не попал в точку»[403]. Но, во-первых, я неоднократно просил осведомить меня об этих «точках». Во-вторых, почему мне не сразу сообщили об этом и не попросили переделать статьи? На поездку в Эльзас я потратил неделю времени, на чтение всяких автономистских газет и пр., плюс сама статья — еще неделя. Это все же представляет какое-то рабочее время. Поездка в Эльзас при таких условиях отнюдь не парти де плезир![404] Ясно, что очерк об Эльзасе можно было бы написать и иначе. Поэтому я все время слал письма и телеграммы, спрашивал — и ни гу-гу. Теперь я прошу Вас вернуть мне рукопись с пометками, объясняющими трудности, и я статью переделаю: хочу все же использовать как-то эту поездку. С другой стороны, повторяю просьбу: держать меня в осведомленности о желаниях редакции, о точках, которые у нас вдоволь подвижны, и о прочем. Иначе сейчас писать отсюда невозможно. Судите сами — прежде чем затеять всю эту серию поездок по областям, смежным с Германией, я много раз запрашивал редакцию: не выйдет ли как с Сааром[405] и пр. Отвечали: нет. Тогда я стал после первого же очерка спрашивать, как именно писать, годится ли и пр. Молчание. Только Ландерс[406] передает от Вашего имени: пишите, как знаете, хорошо и т. д. А вот и результаты. Я, правда, делаю еще опыт и посылаю очерк об Эйпене[407], но уверяю Вас, что при таких условиях работать нельзя. Я понимаю, что у Вас и без этого уйма дел, но приспособьте для этого иностранный отдел. Теперь я там никого не знаю. В эпоху Раевского, Гнедина[408] я еще мог спросить их, но кого я теперь спрошу? Напишите мне наконец-то, о чем и как мне писать. О Германии трудно, во первых, КБ не любят (так! — Б.Ф.), когда я пишу о Германии, во вторых, в эту прекрасную страну меня не пущают. О Франции? Но ведь я не могу превратиться в интуристского гида из «Ревю де Моску»!
