Книга Мифы и предания Древнего Рима - Дина Лазарчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отповедь матери только распалила страсть императора, но с тех пор он придумал способ скрывать ее: один из его приближенных изображал пылкую любовь к прекрасной Акте, открыто осыпая ее теми подарками, которые Нерон дарил тайно, сам же Нерон продолжал встречаться с ней, не привлекая внимания. Агриппина быстро сменила гнев на милость, извиняясь и одаряя сына ласками, но эта перемена не обманула Нерона и более он никогда матери не доверял.
Наблюдая, как взрослеет его сводный брат Британник, и опасаясь за прочность своего правления, Нерон решил отравить юношу, что и сделал совершенно хладнокровно за обедом, на глазах жены и матери. Когда Британник внезапно перестал дышать, на лице Агриппины промелькнул такой ужас, словно она увидела в этом предсказание своей собственной участи, ведь поговаривали, что, когда Нерон только родился, астролог по расположению звезд в тот миг предсказал два события: что Нерон будет править и что он убьет свою мать. Обезумевшая Агриппина воскликнула тогда: «Пусть он убьет меня, только пусть царствует!»[9], но теперь, надо полагать, пожалела о своих словах.
Видя, что мать не одобряет его действия, и опасаясь, что, посадив его на престол, теперь она постарается интригами лишить его власти, Нерон выслал мать из дворца, лишив ее охраны, сам же отныне навещал ее только в окружении солдат и, быстро поцеловав, тут же уходил. Всеми способами пыталась Агриппина вернуть любовь сына, ему же вскоре наскучило ее назойливое внимание, и он решил умертвить ее. Трижды Нерон пытался ее отравить, пока не догадался, что она на всякий случай принимает противоядие. Тогда в доме, где она жила, он приказал соорудить потолок, который с помощью некого механизма обрушился бы на спящую, но строителям не удалось сохранить этот замысел в тайне, и Агриппина вновь избежала смерти.
Подойдя к чудовищному этому делу с завидной обстоятельностью, Нерон приказал построить корабль, который распадался бы на части по воле кормчего. Сделав вид, будто бы простил Агриппину, он пригласил ее на праздник, и пока гости пировали, велел повредить ее галеру так, словно она пострадала при нечаянном столкновении. Ласково провожая мать, он поцеловал ее и выделил для обратной дороги свой искусно построенный корабль. Каково же было удивление Нерона, когда он узнал, что упавшая на Агриппину свинцовая кровля каюты застряла на высоких стенках ложа, дно же корабля не раздвинулось, как надо, и тот только накренился. Агриппина со служанкой упали в воду: служанку, громко молившую о спасении, забили веслами, сама же Агриппина спаслась вплавь и с рыбацкой лодкой добралась до берега.
Катание на лодке. Художник Л. Альма-Тадема
Отчаявшись извести мать хитростью, Нерон послал к ней вооруженный отряд. Когда убийцы ворвались в чертог Агриппины, с ней оставалась лишь одна рабыня, да и та бежала при виде солдат. «И ты меня покидаешь», — вздохнула Агриппина и поднялась навстречу убийцам. Когда центурион обнажил меч, она подставила ему живот, крикнув: «Поражай чрево, из которого родился Нерон!», — и тот прикончил ее.
Говорят, будто Нерон сам прибежал посмотреть на тело убитой, ощупал его, бормоча о красоте Агриппины, и тут же потребовал вина. Сожгли ее той же ночью на убогом костре, и даже могильный холм не был насыпан над ее останками. Впрочем, впоследствии Нерон не раз признавался, что его преследует образ матери и грозные Фурии, богини мщения, грозят ему горящими факелами. Он бурно раскаивался: неоднократно пытался вызвать он дух умершей, чтобы просить о прощении, а на элевсинских мистериях в Греции не осмелился даже принять посвящение, когда глашатай велел всем нечестивцам покинуть таинство.
Нерон, мучимый совестью после убийства своей матери. Художник Дж. У. Уотерхаус
О великом пожаре Рима достоверно известно не так уж и много — только то, что в июле 64 года н. э. пламя объяло Вечный город и уничтожило его почти до основания. А вот расхожее мнение о том, что к пожару приложил руку сам император Нерон, подтвердить не так-то и просто. Кое-кто, впрочем, утверждает, что еще задолго до пожара Нерон рассуждал, как повезло троянскому царю Приаму увидеть погибшими одновременно свой трон и свою страну. Так якобы и Нерон мечтал привести к гибели свое государство, и для того в один роковой день разослал по Риму людей, притворявшихся пьяными, с тем чтобы они незаметно подожгли по паре домов в разных концах города.
Горожане отовсюду, точно в военном лагере, видели отблески огня и растерялись, не находя причины бедствия. Смятение охватило город: обезумевшие, метались по узким улочкам старого Рима люди, спасая имущество и ища укрытие от пожара. Кричали женщины, плакали дети, в дыму и суматохе ринулись на промысел римские воры, выносившие из домов чужое добро. Паника волнами прокатывалась по толпе, и многие погибли не от огня даже, а в давке, под ногами соседей. Наконец несчастный народ нашел приют в каменных склепах далеких предков и, затаив дыхание, смотрел оттуда, как горят жилые постройки и торговые лавки, дома триумфаторов-полководцев, еще украшенные вражеской добычей, и древние храмы, освященные в эпоху царей. Горело все, что помнило и хранило восемь сотен лет истории Вечного города.
Пять дней и ночей продолжался пожар — со времен галльского опустошения не знал Рим подобного бедствия. Злые языки говорят, что император Нерон в то самое время, когда умирал в огне его город, стоял в театральном одеянии на вершине Меценатовой башни и, наблюдая оттуда все величие и ужас пожара, пел собственноручно сочиненную песнь «Падение Трои». Иные утверждают, впрочем, что, когда начался пожар, Нерона не было в Риме и вернулся он лишь тогда, когда пламя стало подбираться к его собственному дворцу. Дворец спасти не удалось: огонь поглотил и его, и тогда Нерон, идя навстречу народу, открыл всем погорельцам Марсово поле и собственные сады, где для обездоленных срочно возводились какие-никакие дома. Спешно в город привезено было и продовольствие, продававшееся едва ли не даром, но все эти меры не принесли Нерону народной любви, ибо уже тогда пошел слух, что причина пожара — лишь прихоть безумного императора.
На шестой день пожар укротили, срыв на его пути все дома, но не успели римляне перевести дух, как огонь снова вспыхнул — в районах, правда, не столь заселенных, так что пострадали от него в основном не люди, а алтари богов и богинь. С началом второго пожара недобрые подозрения в народе окрепли: стали говорить, что Нерон собирается дотла сжечь город, чтобы прославить себя строительством на пепелище нового, названного его именем. Наконец совладали и с этим пожаром: из четырнадцати концов, на которые делился Рим, лишь четыре остались нетронутыми, три же сгорели без остатка, а в остальных разрушения были так велики, что проще было отстроить все заново, чем восстанавливать обвалившиеся, наполовину сгоревшие здания.