Книга Ночные легенды - Джон Коннолли

И обнаружил следующее: раз в двадцать лет (плюс-минус неделя от юбилея официального основания поселения – 9 ноября 1603 года) кто-нибудь тонул в водах близ Черных Песков. Записи были неоконченные, и иногда Родсу не удавалось ввести в фазу цикла имя, но в целом схема была ясна. Каждые два десятилетия кто-нибудь пришлый находил здесь свою кончину. Иногда подобные происшествия случались и в промежуточные годы, но в целом смерти со странной последовательностью происходили именно в ноябре. Последней в этом перечне значилась некая Эдит Адамс (2 ноября 1899 г.), однако ее гибель в череде смертей на Черных Песках была не последней. Последней стала смерть самого Родса.

В ту ночь я не спал, а все вслушивался в глухой, ухающий шум моря. В какую-нибудь иную пору он бы меня убаюкивал, но не на этот раз и не в этом месте.

***

Шепот начался в ночь на 1 ноября, День Всех Святых. Поначалу он звучал как шелест ветра в траве, но, когда я подошел к окну, ветви деревьев там были недвижимы. Тем не менее шепот продолжался – тихий, местами заунывный, с причитаниями, неразборчивыми на слух. Я возвратился на кровать и зажал себе уши подушкой, но шум не утихал до первого света.

Эти же голоса продолжали меня посещать и каждой последующей ночью, приближающей юбилей основания общины; я слышал их, и мне казалось, что они крайне громки и настойчивы. Я просыпался среди ночи и, завернувшись в одеяло, стоял у окна и не моргая смотрел на черный берег. И хотя воздух был безмолвен, мне казалось, что я различаю пряди песка – они взвивались и ветвисто змеились в воздухе, словно предсмертные видения.

Наверстывать сон я пробовал днем, но восстановить ресурсы тела и ума было не так-то легко. Мне досаждали головные боли, а также странные сны на грани пробуждения, где я стоял на черных песках и ощущал за спиной некое присутствие, но, обернувшись, видел лишь пустую дорожку, ведущую к морю. Один из таких снов был настолько тревожным, что я очнулся, мечась в своих спутанных простынях, и уже не смог возобновить отдых. Я поднялся и прошел на свою маленькую кухню в надежде, что кружка теплого молока восстановит во мне собранность. Уже сидя за столом, я вдруг углядел какой-то очажок света, плывущий по мысу к северу – туда, где лежали старые камни, свидетельство каких-то прошлых вер. Оставив молоко, я спешно оделся и, запахнувшись в темный плащ, двинулся через поля к тропинке, что вела к тому древнему капищу. Я был уже невдалеке от нее, когда какое-то неосознанное чувство заставило меня пасть наземь. По мне проплыли две тени – чуть сгорбленные силуэты людей, молчаливо идущих по направлению к камням. Повременив, я встал и тронулся следом; держался я в стороне от тропы и так постепенно добрался до места, откуда был виден алтарь. Возле него стоял в ожидании Уэбстер, а рядом на камне светил фонарь. На Уэбстере было его обычное пальто, фалды которого трепетали на ветру.

– Ну что, принес? – спросил он.

Один из тех, кто пришел – мрачного вида фермер по фамилии Прейтер, – протянул ему коричневый бумажный пакет. Уэбстер полез в него и достал что-то белое – оказывается, столу[14]. Одна из них на неделе загадочно пропала у меня из бельевой корзины; я терялся в догадках куда. Теперь понятно.

– Так ведь все надо совершить честь по чести, – сказал Прейтер. – Так заведено.

Уэбстер кивнул.

– Да, это так. Но настанет время, когда это уже не будет возможно, – сказал он. – Скоро продолжать это будет уже слишком опасно.

– И что тогда? – спросил третий, чьего имени я не знал.

– Тогда, возможно, старые боги умрут, – лаконично ответил Уэбстер. – А с ними умрем и мы.

Он взял столу и вместе со своими спутниками пошел вниз, на песчаный берег. Там они выкопали в песке ямку, куда поместили предмет моего церковного облачения, и закопали его, насыпав сверху бугорок. После этого они отправились обратно к деревне.

Какое-то время я выжидал – а вдруг они вздумают вернуться, – после чего их же тропой спустился на берег. Найти оставленный ими бугорок было минутным делом. Я стоял над ним в нерешительности – в самом деле, как быть? Я верил в Господа – моего Бога, – но вместе с тем ко мне прихлынули образы из моих тревожных снов; вспомнилось и о смертях, выявленных моим предшественником и упомянутых Уэбстером. Меня снедал страх, и я просил, чтобы Господь указал мне путь, направил меня своей десницей, но Он отчего-то медлил.

И вот я, чувствуя, что предаю веру, которую сам же столь пылко отстаивал перед Уэбстером, начал как тать в нощи копать руками, пока не нашел столу. Я вытащил ее из ямы, отряхнул от черного песка и засобирался было домой, но отчего-то вернулся и ту яму закопал. При этом я обнаружил, что пески вокруг меня тихо пришли в движение, образуя формы и очертания, которые моему распаленному уму показались чуть ли не человекоподобными. Стыдясь себя, я удвоил усилия для сокрытия своей невольной кражи.

Остаток ночи я не спал, а мучительно раздумывал над тем, что я нынче видел и слышал.

***

Следующим утром я спозаранку отправился в деревню. Там я купил хлеба и сыра, после чего остановился возле гостиницы Уэбстера, где тот готовился ко дню. Смотреть мне в глаза он избегал, но я сделал вид, что не улавливаю причины такого поведения.

– Я тут подумал, а не соизволите ли вы отведать со мной чаю? А то у меня с утра, признаться, в ногах слабость, вот я и подумал: с кем бы подкрепиться перед тем, как подаваться домой?

– Если есть желание, – осклабился Уэбстер, – то я могу сыскать и кое-что покрепче.

– Да нет, достаточно будет чаю, – отклонил я его предложение.

Уэбстер удалился на кухню позади стойки, чтобы согреть воды. Отсутствовал он всего пару минут, но за это время я успел сделать все, что намеревался. Из кармана сюртука, что неизменно висел у него на крючке за конторкой, я вынул скомканный носовой платок белого цвета, моля Господа простить мне это прегрешение. Когда Уэбстер вернулся, я как ни в чем не бывало сел с ним чаевничать, опасаясь, как бы его не потянуло чихнуть или высморкаться: тогда он, чего доброго, хватится своего платка. Попив чаю, я предложил оплату, но Уэбстер проявил щедрость.

– За счет заведения, – великодушно отмахнулся он. – В подтверждение дружеского чувства.

– Не сомневаюсь, – сказал я, перед тем как уйти.

Оттуда я пошел прямиком на песчаный берег. Лишь удостоверившись, что за мной никто не наблюдает, я опустился на колени и принялся рыть жесткий темный песок.

***

Той ночью я не спал, а потому, когда меня принялись звать по имени, не испытал, можно сказать, никакого удивления.

– Мистер Бенсон! Мистер Бенсон, проснитесь!

Под моим окном с фонарем в руках стоял Уэбстер.

– Прошу вас, срочно! Вы нужны! – глядя вверх, выкрикнул он. – Там на берегу какое-то тело!

Я встал с постели, накинул одежду, натянул обувь и спустился к двери. Когда я ее открыл, Уэбстер уже бежал в сторону берега. Над ним колыхалось полукружье зыбкого света, выхватывая из темени сероватую траву.