Книга Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию! - Михаил Ланцов

Но главное не в этом. Главное в том, что Мария Федоровна не отпустила ее вновь на Дальний Восток. После нападения эсеров на Алексея Николаевича попросту не решилась. Беременной женщине не место на войне. О чем тому и отписалась. Дескать, заканчивай войну и приезжай уже в столицу, тут и обвенчаем вас при всем параде.

Мгновение и Мария Федоровна вздрогнула. Милое личики Юлии исказилось, став хищным и очень опасным. А откуда-то из складок одежды вынырнул пистолет. Вдовствующая Императрица и отреагировать-то не успела, как ее японка подалась вперед и, опершись коленкой о сиденье, вскинула пистолет и открыла огонь. Выстрел. Выстрел. Взрыв! Да такой громкий, что в ушах зазвенело….

Анатолий Владимирович Орлов-Давыдов стоял возле кареты и нервно курил. Он был раздражен собой и ситуацией чуть более чем полностью. Да, гадостей всяких он наговорил этой авантюристки от чистого сердца. Но кому когда была нужна правда? Не выдержал. Погорячился. С кем не бывает? Только что делать теперь? Ведь очевидный же промах, который вряд ли пойдет на пользу и ему, и его детям.

Юлия Александровна приближена Вдовствующей Императрицей. Кроме того, она ждала ребенка от генерала Куропаткина, ставшего за последние месяцы натурально героем России. О продвигаемой им новой методике войны все только и говорят. Блистательные победы лучшее доказательство правоты. Пойти извиниться? Сказать, что вспылил? Нет. Этого точно будет недостаточно. Он помнил этот взгляд и эту реакцию. Холодно, спокойно и веско его слова были приняты к сведению. Никаких лишних эмоций. Далее последовало несколько «контрольных» взглядов при встречах и все. Как отрезало. Она стала его избегать подчеркнуто и демонстративно.

Он попытался навести о ней справки. Но ничего нового не узнал, кроме разве что одной детали. Согласно легенде, которую Куропаткин предложил Юми, от нее отвернулась ее мать-японка. И она, в надежде, что хотя бы в лице родственников отца она сможет найти свою семью, согласилась на ужасные поступки и прошла через очень многое. И тут он взял и наступил ей на самую больную мозоль. Ведь как еще можно трактовать его поступок? Граф погорячился и понимал это. Сестра она ему или нет – это не важно. Главное, что не нужно было ей такого говорить. Глупо и недальновидно. Теперь, после такой явственной реакции с ее стороны, он даже как-то и засомневался. А может и правда, сестра? А он…

- Анатолий Владимирович! – Услышал Орлов-Давыдов оклик знакомого голоса. Поднял глаза и увидел натурально гарцующего на разгоряченной лошади своего юного знакомца из полка Конной лейб-гвардии. – Рад вас видеть!

- Взаимно Павел Петрович, взаимно. Торопитесь куда?

- А вы не знаете? Смотрю у экипажа…

- Что случилось? – Перебил он собеседника.

- Ваша сестра – огонь! – Воскликнул он с каким-то безумным огоньком в глазах.

- Что?!

- На Вдовствующую Императрицу Марию Федоровну бомбисты покушение задумали. Так она с ней в коляске была. Заметив подлеца с бомбой, выхватила пистолет и начала палить. Попала по кофру. Тот вдребезги разлетелся.

- Ох!

- Это еще не все! Оказалось, что тот подлец был не один. Завязалась перестрелка. Еще двух бомбистов сестренка ваша пристрелила. А четвертого – зарезала! Представляете! У него патроны в револьвере кончились, вот он к коляске подбежал и схватил ее со спины, пытаясь стащить. А она откуда-то выхватила кинжал и ударила, не глядя за спину. Шею и вспорола. Кровищи – жуть! Но там и ножичек – дай Боже! Мария Федоровна жива и невредима. А сестренку вашу ранили. Вроде ничего страшного – одна пуля по плечу чиркнула. Это пятый бомбист пытался стрелять, но его уже прохожие скрутили. Вы бы ее видели! – С восхищением воскликнул штаб-ротмистр. - Стоит она в коляске. Вся в крови с головы до ног. Белое платье чуть подрано и уже совершенно алое. Всю трясет, глаза безумные, в одной руке кинжал, в другой - пистолет. Валькирия! Просто валькирия! И это – беременная баба! Ну и дела!

- Где она?!

- Так к дворцу Марии Федоровны и повезли. Она же ее у себя поселила.

Анатолий Владимирович, не прощаясь, вскочил в коляску и приказал гнать. Не медля.

Подъехал. Его не стали задерживать. Один слуга даже путь взялся показывать. Взбежал по лестнице и чуть ли не ворвался в помещение, где сновали какие-то бабы.

- Анатолий Владимирович! – Возмущенно воскликнула Мария Федоровна, вставая. – Что вы себе позволяете!

- Ваше Императорское Величество, – произнес запыхавшийся уже старый мужчина и поклонился. – С вами все в порядке?

- Со мной – да. Но вы же приехали не ко мне, не так ли?

- Виноват.

- Не стоит виниться. Я все понимаю. Но вы не вовремя. Обождите в соседней комнате, - произнесла Вдовствующая Императрица и чуть скосилась на Юлию Александровну, что по пояс обнаженная сидела к ним спиной.

- Конечно, - кивнул Анатолий Владимирович. – После чего сделал вопреки ожиданиям несколько решительных шагов к раненой особе, небрежно оттолкнув каких-то женщин, и, опустившись на колено, произнес:

- Прости меня, сестренка. Дурак. Старый дурак.

Юлия повернула голову, встретилась с ним взглядом и чуть заметно кивнула, робко улыбнувшись.

- Анатолий Владимирович, - вновь подала голос Вдовствующая Императрица, а в ее голосе отчетливо зазвучала сталь и власть, - не испытывайте мое терпение! Всему есть пределы!

- Да-да, конечно, - ответил граф и спешно ретировался из помещения.

Легкое ранение в руку? Ха! Их было три! Но все, к счастью, неопасные. Анатолий Владимирович вышел в соседнюю комнату. Сел в кресло и выдохнул. Кем бы эти девочка не была, не важно. Ему приятно считать ее своей сестрой. А может даже все треволнения и зря. Дядя вполне мог учудить.

Глава 8

27 августа 1904 года, Токио

Император Японии Муцухито задумчиво смотрел на фотографию Юми, стараясь разглядеть в ней что-то сокрытое. Женщина как женщина. Миловидная. Лицо явно выдавало, что кто-то из ее родителей не был японцем. На этой фотографии подобная особенность отчетливо бросалось в глаза. Не сильно, но явно.

- Рассказывайте, - наконец произнес Император, аккуратно положив фотографию на пачку газет, посвященной этой особе. Снова ей. Поначалу, когда он узнал обстоятельства поражения Куроки и Оку, пришел в чрезвычайную ярость. Сейчас же остыл и пытался мыслить трезво, дабы разобраться в этом непростом деле.

- Мы опросили самым тщательным образом семью, в которой она воспитывалась и их соседей. Никто ничего не видел. Ни в ту ночь, когда девочку подкинули, ни потом. Сама же Юми никогда не интересовалась своим прошлым. В приемной семье с ней обходились довольно скверно. Да,, кормили, поили, одевали, но держали за безродную приживалку, напоминая об этом постоянно. Никаких близких и теплых отношений она не имела ни с кем и восприняла отправку в школу гейш с нескрываемой радостью. Не потому что ей хотелось стать гейшей, а потому что в тягость было находиться среди этих людей. Ситуация отягощалась еще и тем, что ее внешность выдавала в ней полукровку.