Книга Эдгар По - Андрей Танасейчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще раньше (судя по всему, в октябре — ноябре 1830 года) он снова стал выпивать. Едва ли это было связано с решением уйти из академии. Скорее, с разочарованием от учебы и армейских порядков и… с академическими традициями. Армия зиждется на ограничении личной свободы — молодость сопротивляется этому, и потому ценится индивидуальная победа над армейскими запретами. На алкоголь наложен запрет, а запретный плод сладок. Но и нарушить правила легко. Поэтому нарушали и видели в выпивке особое молодечество. Разумеется, спиртное нельзя было раздобыть на территории учебного заведения. Но, как вспоминал тот же Гибсон, это нетрудно было сделать за воротами, в кабачке «Олд Бенни», что располагался в паре сотен метров от академии. «Редкий день проходил без бутылки бренди самого лучшего качества из кабачка старины Бенни», — замечал тот же свидетель, и его воспоминания восходят к той же поре[103].
Кадет По активно участвовал в попойках и наверняка был инициатором многих из них. Едва ли он пил много, но мы знаем, какое действие на него оказывали даже небольшие дозы алкоголя. Тем не менее вряд ли соответствуют действительности слухи, будто поэта неоднократно находили мертвецки пьяным. Такое — несмотря на то что офицеры попустительствовали кадетам и смотрели на вечерние попойки «сквозь пальцы» (и сами были молодыми!) — не прощается, а в перечне прегрешений поэта, озвученном на академическом «суде чести», пункт «пьянство» отсутствовал.
Как бы там ни было, даже без учета пьянства грубое и демонстративное нарушение дисциплины со стороны кадета По не могло долго оставаться без наказания. На что, как мы помним, он и рассчитывал. Наконец, 27 января, по докладу дежурного офицера и последующему распоряжению суперинтенданта академии он был арестован и препровожден в караульное помещение, выполнявшее функцию гауптвахты. На следующий день состоялся суд. Его обвиняли по двум пунктам: «грубое нарушение служебных обязанностей» и «неповиновение приказам». По каждому из них в суд были представлены свидетельства, зафиксированные по датам дежурными офицерами. Нет нужды перечислять их. Отметим только, что все они были запротоколированы и внесены в решение суда. По обоим пунктам — правда, не по всем эпизодам — По был признан виновным. Видимо, некоторые его прегрешения были списаны на болезнь. Тем не менее вердикт военного суда был лаконичен: «Кадет Э. А. По должен быть уволен от службы Соединенным Штатам». О чем и извещал приказ по академии от 8 февраля 1831 года. Датировка приказа объясняется тем, что приговор должны были еще утвердить в военном министерстве. Оттуда пришло и распоряжение: «Считать кадета Э. А. По уволенным от службы Соединенным Штатам и исключить из списков кадетов Военной академии после 6 марта 1831 года».
Исключенный кадет не стал ждать указанной даты и, как известно из его письма мистеру Аллану от 21 февраля, 19 февраля покинул Вест-Пойнт.
«19 февраля следующий из Олбани пароход причалил к пустынной вест-пойнтской пристани, чтобы взять на борт одинокого пассажира, странное одеяние которого состояло из плохонького и изрядно поношенного костюма, кадетской шинели и помятой шляпы, а багаж — из небольшого окованного железом сундучка. Вскоре подняли трап, и старенькое колесное суденышко „Генри Экфорд“ зашлепало вниз по Гудзону, направляясь в Нью-Йорк. Стоявший на палубе молодой человек зябко поежился, не без мрачных предчувствий перебирая жалкую горстку монет в кармане. Билет до Нью-Йорка стоил 75 центов — почти все, что у него было. Буксирный трос, на котором „Генри Экфорд“ тащил за собой две тяжело груженные баржи, натянулся, со свистом и брызгами вырвавшись из воды; на длинный прощальный гудок парохода, прокатившийся по зажатой высокими берегами реке, отозвалась сигнальная труба в Вест-Пойнте. Будущие полководцы армий Соединенных Штатов и Конфедерации, печатая шаг, шли к заветным генеральским звездам. Эдгару По было с ними не по пути».
Так описал отъезд поэта из академии Герви Аллен[104].
Хорошо написано. Ярко. Неясно, правда, откуда он узнал все эти подробности. Да и вообще: откуда известно, что он был единственным пассажиром? Ведь под судом, кроме него, находились еще двое кадетов. Может быть, и они отбыли с ним вместе? Вопросов — много. Однако биограф не ошибся, утверждая, что поэт «ежился» под ветром — из отправленного вскоре из Нью-Йорка письма опекуну известно, что в этом путешествии По «заработал» воспаление уха. А вот что касается «будущих полководцев», которые «печатая шаг, шли к заветным генеральским звездам», здесь он несколько все же преувеличил. Если и вышли в генералы однокурсники Э. По, то один или два — не больше. Не оказалось на его курсе и ярких фигур. На предыдущем курсе — были. Знаменитый Роберт Ли, например, — будущий главнокомандующий армией Конфедерации. И на последующих — тоже. Но вне зависимости от этого нашему герою в самом деле «было с ними не по пути», куда бы они ни направлялись.
Словом, единственное, что можно утверждать вполне определенно, — Эдгар Аллан По действительно покинул Вест-Пойнт 19 февраля 1831 года, плыл вниз по Гудзону до Нью-Йорка, был легко одет и потому в путешествии изрядно простудился. Все остальное — домысел.
От Вест-Пойнта до Нью-Йорка вниз по Гудзону около сотни километров. Казалось, недальний путь, тем более по течению, но светового дня не хватило, чтобы добраться до пункта назначения. Значит, была ночевка, и едва ли в комфортных условиях. В Нью-Йорк поэт прибыл простуженным — совсем больным и разбитым.
Отчаянное положение, в котором По оказался в Нью-Йорке — больной, растерянный, без денег, — иллюстрирует письмо, отправленное 21 февраля мистеру Аллану в Ричмонд. Хотя в предыдущем, совсем недавнем послании из Вест-Пойнта он заверял опекуна, что больше никогда его не потревожит, в этом писал:
«Несмотря на все мои утверждения в обратном, я вынужден еще раз обратиться к вам за помощью — и это будет в последний раз, когда я тревожу вообще кого-нибудь из живущих, — я тяжко болен, в постели, и чувствую, что мне никогда с нее не встать. Сейчас я взываю не к вашей любви, ибо я ее потерял, но к чувству справедливости. Я писал вам, прося дать свое разрешение на отставку, — потому что оставаться было невозможно… — у меня безумно болит ухо, и это мучит меня постоянно без вашего дозволения я не мог получить отставку… а мне следовало выходное пособие в 35 долларов, 30 — в соответствии с правилами их выплачивают тем, кто покидает академию. В нынешних моих обстоятельствах даже один доллар имеет для меня цену большую, нежели 10 тысяч долларов для вас, но вы сознательно отказались отвечать на мое письмо — и я сказал вам, что тогда пренебрегу своим долгом, поскольку иного пути у меня нет, последствия были неизбежны — меня выгнали. Я был изгнан, когда всего одна ваша строка могла бы меня спасти, вся академия была на моей стороне, потому что единственное мое преступление заключалось в том, что я был болен, но все было бесполезно. Я апеллировал к полковнику Тайеру[105], ссылался на свой послужной список, на собственную репутацию, свой талант — но все было напрасно; если бы вы дали свое разрешение на отставку — всего, что последовало, можно было бы избежать — у меня нет ни сил, ни энергии, чтобы описать хотя бы половину того, что я чувствую… Два дня назад я покинул Вест-Пойнт и отправился в Нью-Йорк без пальто и вообще без всякой верхней одежды. Я жестоко простыл и теперь прикован к постели — у меня нет денег — нет друзей — я написал моему брату — но он не может помочь — я никогда не встану с постели … — я едва осознаю то, о чем пишу — не могу писать больше. Пожалуйста, вышлите мне немного денег — быстрее — и забудьте все, что я наговорил о вас.
