Книга Последняя лошадь - Владимир Кулаков

– Плакали они! – начальник поёрзал в кресле. – Лирику развели! А нам тут весело!.. Опыта – ноль! Рискуем!.. А-а! – обречённо махнул он рукой. – Выбора нет – расформировать дороже станет. Ну, если что, отвечать будете вы все!.. Мастер спорта она, говорите? Надеюсь, хоть не по шахматам?

Мухтарбек Кантемиров, ещё один народный артист, руководитель известного коллектива джигитов, не моргнув глазом, с готовностью откликнулся:

– Конечно, нет! По конному спортивному пятиборью! Слышите, пя-ти-борь-ю! – Мухтарбек для пущей значимости разбил последнее слово на слоги и пояснил: – Конкур там, стипль-чез, выездка и прочее! Как раз то, что нам надо!

Старейший мастер, в прошлом спортсмен и, пожалуй, один из лучших представителей высшей школы верховой езды в Советском цирке, Даниил Барон поднял недоумённый взгляд на Кантемирова. Тот в ответ подмигнул, мол, тихо, так надо! Барон с ухмылкой и пониманием опустил глаза…

Слабый голос начальника отдела кадров, с уточнением, что Иванова – мастер спорта по лёгкой атлетике, потонул в гуле одобрительных голосов собравшихся и не был услышан.

– Ну, раз так, тогда всё – подведём черту! Давайте голосовать…

Когда все вышли после обсуждения в коридор, Кантемиров, многозначительно улыбаясь, похвалил Соколова:

– Лёша! Я и не знал, что ты читаешь документы партии, да ещё цитируешь их по памяти! Молодец, неплохо! Начальству с парторгом крыть было нечем.

– Миша, друг! Я тоже не знал, что ты так можешь убедительно врать! Хм, мастер спорта, да ещё по «пя-ти-борь-ю»! Ну, три я знаю, тем более ты назвал, а какие ещё два?

– Борьба с нуждой и идиотами!..

– А-а! Это да! Эти два вида спорта к цирку имеют самое прямое отношение! Красиво придумал!

– Так ведь для дела!

– Так ведь и я цитировал для дела! Надо было помочь Захарычу. Он-то, в отличии от нас, врать не станет. А по поводу напечатанных в газетах «установок Партии»… хм, когда мне их читать, Мухтарбек, дорогой! Телевизор-то раз в месяц смотрю, если сил хватает. – Соколов глянул по сторонам, ухмыльнулся, пустил пару матерных слов по поводу «трындеть не мешки ворочать» и тоном заговорщика закончил: – Тут важно говорить уверенно и по-партийному пафосно. Захотят проверить – что-нибудь подобное обязательно вычитают. Каждый раз пишут и талдычат об одном и том же, а поступают… – он махнул рукой, – как всегда. Пусть развлекаются. Для нас-то с тобой, Миша, главное – манеж!..

Глава сорок восьмая

…Пашка спал под брезентовым небом шапито в центре манежа, свернувшись калачиком. Он сладко посапывал. Заснуть удалось под самый рассвет. Сегодня его должны будут поселить куда-нибудь, дать вагончик, и цирковая жизнь снова завертится жонглёрской булавой…

Пришедшая на репетицию Света едва не расплакалась от умиления, увидев представшую перед ней картину. Она прилегла рядом с Пашкой и стала гладить его щёку и волосы. Потом обняла, доверчиво прижалась и, нисколько не смущаясь, нежно поцеловала. Пашка очнулся, какое-то время не мог сообразить, снится ему это или наяву. Вначале скукожился – не виделись они больше месяца, но тут же оттаял. Единственное, что он смог с хрипотцой прошептать: «Доброе утро!..» Он тоже был Свете по-настоящему рад. Последнее время он часто думал о ней. В его истерзанном сердце что-то постепенно оживало, наполнялось чем-то новым, неведомым. Происходящее приятно волновало и тревожило. Это как если дуть на ещё не зажившую рану…

Жизнь передвижного цирка-шапито «Дружба», куда направили на обкатку Захарыча и Светлану, кипела. Иванова теперь официально являлась руководителем номера «Свобода», а Стрельцова восстановили в прежней должности берейтора-дрессировщика с обязанностями служащего по уходу за животными. Его, по сути понизили, но он этому был несказанно рад. Своё место – оно и есть своё! Чужих Захарыч никогда не занимал…

Все его желания и мечты насчёт Светланы сбылись! Пашка теперь тоже был рядом. Жить и работать с ним в одной программе у старика было желанием постоянным. Захарыча теперь окружало всё, что любил. Пришла пора умиротворения и относительного покоя. Живи – не хочу! Он хотел!..

В передвижке с раннего утра, как всегда, репетировали животные, потом все остальные артисты. Так в цирке было заведено давно, и никто не собирался этот порядок менять. Репетиции с животными были, как правило, тесно связаны с кормёжкой. Очерёдность остальных – со спецификой жанров.

Пашка помогал Свете и Захарычу с конным номером, которому предстояло здесь дебютировать. Днём и ночью репетировал сам…

Ни свет, ни заря гоняли номер с собаками, потом два номера с лошадьми, один из которых должен был вскоре уехать в дальние страны. Позже на два часа, по-царски, манеж занимал премьер программы Монастырский со своими медведями. После полудня, каждый в своё время, приходили репетировать групповые акробаты-прыгуны, канатоходцы Айна и Адам Виситаевы, Пашка и другие парные и сольные номера. Многие репетировали вместе, не мешая друг другу. Атмосфера была дружная, по-цирковому семейная, наполненная каким-то неуловимым мажором…

Вагончик Пашки расположился рядом с конюшней. Он был старый, видавший виды, но чистый внутри и ярко выкрашенный снаружи. Из города в город эти вагончики, где переодевались, гримировались, а иногда и жили цирковые артисты, перевозили на железнодорожных платформах. От вокзала их доставляли тягачами, цепляя паровозиком по несколько штук. Вся эта кавалькада, расписанная масками клоунов и зазывным словом «Цирк», всенепременно привлекала внимание зевак того места, куда они приезжали, обещая им незабываемое зрелище и ещё что-то такое, от чего будет невольно биться сердце и захватывать дух!..

Пашка распаковался. На пол он бросил надувной матрац, на котором было удобно отдыхать между представлениями, вытягивая позвонки натруженной спины. Выглаженные костюмы красовались на вешалках в шкафу. Рядом, на почётном месте, жонглёрские кольца. Гримировальный столик привычно расположил на себе скатерть, коробку с гримом, вазелин, пудру, губную помаду, вату, бинты, лигнин, одеколон и прочие прибамбасы, необходимые для того, чтобы выглядеть на манеже «на все сто». Тут же стояли фотографии Захарыча и Пашкиного кумира – Великого жонглёра Александра Кисс. Была и ещё одна. Но сегодня эта рамка пустовала. Там некогда царствовала фотография Валентины. Теперь же – чёрная пустота. Как дыра в сердце…

Как-то Пашка со Светой, завозившись на конюшне допоздна, решили переночевать в его вагончике. Утром Захарыч, поглядывая на их счастливые лица, прятал свои глубокие морщины по бокам рта в улыбку. Он улучил минуту, подошёл к Пашке и сказал:

– Вот бы тебе какую жену! Эта девушка для жизни, Паша, не для баловства – пожонглировал и бросил. Смотри, обидишь!.. – Захарыч не знал, как закончить свою угрозу. Пашку он безумно любил, неосознанно ревновал и переживал за него, поэтому какие-то грозные слова ему на ум не приходили.

Он подирижировал рукой, пытаясь выразить всё, что хотел сказать и неожиданно закончил: