Книга Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова

Межфракционное совещание Учредительного собрания идет (т. е. эсеры) на уступки: по земельному вопросу – отказались от социализации и вопрос выкупа земли оставили открытым, предложение переизбрать президиум, чтобы свергнуть Чернова, и согласились пригласить к.-д., которые окончательно высказались за республику.

Наше заседание Центрального комитета (н. с.) высказалось вчера определенно против вступления союзных войск в Россию без согласия России, считая это вступление (японцев) оккупацией. Там с ними Львов, очевидно, брат Варвары (Николаевны Бобринской) и Путилов, объявившие себя правительством. Только Чайковский у нас настаивал на опоре для Учредительного собрания на японцев (тыл у них), но все против.

6 марта[225]

Самые нелепые слухи: якобы анархисты пытались ночью занять Кремль, и там было сражение, но мы ничего не слышали. Странности некоторые есть: Волк-(Карачевский) встретил на Арбатской площади человека, державшего в руках солдатскую форму и по-немецки спрашивавшего у окружавших, как пройти в Манеж, но никто не понимал. Волк заговорил (с ним) по-немецки и предложил пойти вместе, так как он туда же (идет), дорогой разговорились, и тот, очевидно, из благодарности, сказал: «Да вы не беспокойтесь, нас много, и мы семнадцатого все устроим – будет порядок, мы тут стоим в Манеже». – И указал верно адрес своего штаба на Поварской. Другой случай: какая-то организация была предупреждена, что в Денежном переулке облава, – никто, кроме одного члена, не пошел, а он (офицер) рискнул пройти и посмотреть; его арестовали солдаты и повели, но он вдруг услышал, что группа солдат разговаривает по-немецки, тогда он обратился к ним по-немецки, они все вытянулись, отдавая честь: «Entschuldigen sie, herr leutenant[226]» (и отпустили). Говорят, что немцы предлагали Будбергу, бывшему полицмейстеру Москвы, занять высокое место, но он отказался.

5 марта

Сегодня пришло известие, что Харьков и Ростов-на-Дону взяты немецкими пленными изнутри. Оказывается, что Сиверс, ведший войска на Ростов, вовсе не генерал Сиверс, а немецкий офицер. Кроме того, точно установлено, что масса их агентов среди большевиков и анархистов. Ал. Ге – глава анархистов, оказывается, не Ге, а Гольдберг, еврей, которого в Швейцарии судили за предательство. У Сергея есть документы, компрометирующие и Бармаша – он выдал товарищей в 1905 году. По данным контрразведки Осколкова, в Москве тридцать тысяч немецких пленных и всего 6800 большевиков, считая и Красную армию и Красную гвардию, так что взять ее изнутри ничего не стоит, тем более что они вооружены. Кроме того, латышские стрелки наполовину состоят из немцев. Взятие Одессы, где свирепствовал Муравьев, Ростова-на-Дону, Харькова наводит на мысль, что все это подстроено, что большевики подготовляют почву для немцев, свозят пленных, потом сдают (им); говорят, что Ленин непрочен; 12 народных комиссаров ушли, а под него подкапывается Свердлов (Мовша), который практичнее его, Филат(ов) говорил, что Свердлов так выгнал Крыленко: когда немцы начали наступать на Минск, главнокомандующий западного фронта Мясников бежал, захватив 13 миллионов, в Смоленск, а главком северного фронта – в Лугу. Тогда в Совете выступил Крыленко с обычной речью против буржуев, Свердлов оборвал его: «Довольно говорить глупости, мы вас держим, пока нужно, но вы никуда не годитесь, завтра же подавайте в отставку, а пока вы еще можете подписывать, подпишите указ об изгнании этой дряни – Мясникова и других». Крыленко подал в отставку. Теперь они обратились к старым генералам во главе с генералом Потаповым и составили из них Совет обороны, так как к июню хотят создать армию без комитетов и с железной дисциплиной до расстрелов (включительно).

Но к этому Военному совету они приставят своих сыщиков, и генерал довольно откровенно сказал одному присяжному поверенному, С. знакомому: «Кто из нас возьмет верх, тот и будет», а пока берут с большевиков жалованье. Немцы, по сведениям Филатова (Нольде – завтрак 80 р.) готовятся к следующему: в Петербурге они будут организовывать власть: Вандерзе, сын фельдмаршала, будет во главе, бывший личным атташе при Николае II – фон дер[227] будет военным губернатором округа, фон Коттен – охранником, каким был в Москве и, наконец, русский градоначальник. На престол они (на) мечают Константина греческого, как православного (и) внука Александра II и мужа сестры Вильгельма, ибо Романовы и Гессенские очень скомпрометированы. Бьюкенен очень не в фаворе в Англии – ему советовали устроить только карачун Николаю II, а он способствовал революции. В ноябре 1916 г. Николай II получил от Вильгельма нежное письмо с предложением сепаратного мира.[228] Николай II отверг резко: «Пусть судьба нас рассудит». Бьюкенен тогда явился к Николаю II и от короля и лордов просил прочесть эти письма. Николай II дал, потом сжег и предложил ему поехать в Англию, тот взял отпуск. Филатов был у Бонча (Бонч и Ленин в отеле «Националь»), Бонч верит, что они окрепли, и ничего не понимает. Он устраивает с Черепом-Спиридовичем какие-то дела с антрацитом, когда Филатов пришел.

6 марта

Говорят (Филатов), что Троцкий постепенно устраняется, потому что большевики получили компрометирующие его документы, но не желая огласки, они хотят устранить его постепенно. Был Филатов в одном из большевицких штабов под Ростовом (с фальшивым паспортом). Этот штаб помещается в вагоне и состоит из капитана Петрова, способного человека, гимназиста VIII класса, 16-летнего экспроприатора, сына «известного рижского экспроприатора, погибшего там», начавшего с детства заниматься экспроприациями. Там же были три дамы: две неинтеллигентные, а одна показалась ему знакомой. Он привез им шоколаду и подружился. «Знакомая» вдруг обратилась к нему: «Вы меня узнаете?» – «Да, лицо знакомо». – «Мы с вами виделись в Варшаве. Она перешла на французский язык: «Я жена капитана, он теперь в Петербурге без места, у меня трое детей, надо содержать». Еще он рассказал об инженере, директоре фабрики там же: его арестовали по доносу рассчитанного мальчишки, притащили к какому-то матросу и солдату, и матрос решил расстрелять его, не проверив, уговаривал ли он идти в бел.[229] и стрелять из пулемета. Он отрицал, матрос приготовился к расстрелу, но тут ворвалась мать и отстранила руку матроса. Инженер обратился к солдату с просьбой спросить рабочих. Пошли, собрали, рассказали – рабочие молчали в ответ, наконец один вышел – прежний матрос и разделал их. Мальчишку повел к свидетелям казак, но те его же поучили. Инженера отпустили.