Книга Assassin's Creed. Ересь - Кристи Голден

Саймон сдался и набрал следующее: «В холле. Спускаюсь». Затем с сожалением посмотрел на книги и направился к лифту.

Анайя появилась спустя несколько минут, весело улыбаясь, но глаза смотрели серьезно.

– Ты уже ужинал сегодня? – спросила она.

– Нет, и что…

– Умираю хочу есть, – не дала ему договорить Кодари. – Прежде чем покину Лондон, хочу поесть рыбы с жареной картошкой. О! Сейчас же Октоберфест. Можем посмотреть, что хорошего в пабах предлагают по этому случаю.

– Давай. – У Саймона не было никакого настроения бродить по пабам, но «рыба с жареной картошкой» прозвучало заманчиво. Они взяли такси до квартала Мэрилебон, там было кафе, которое им особенно нравилось. Саймон заказал пинту пива и неожиданно расслабился, чему немало удивился.

Когда они закончили ужин, Хэтэуэй сам начал разговор:

– Итак, о чем ты хотела со мной поговорить? Или ты просто хотела, чтобы я оплатил твой чек?

– О, так ты платишь? Превосходно, – сказала Анайя все с тем же странным выражением лица, которое было у нее весь вечер. – Давай прогуляемся и поговорим. – Она беззаботно махнула рукой.

Саймон подумал, что ему не удастся увильнуть и придется таскаться по пабам и пробовать дары осени.

Они сменили тепло и полумрак паба на улицу, где осенний холод пронизывал насквозь. Анайя взяла его под руку, он остановился и смущенно посмотрел на нее.

– Что, девушка не может согреть руки?

Напряженность, которую пиво на время сгладило, вернулась и вновь сковала Саймона. Все это было так не похоже на Анайю, она умела соблюдать границы личного пространства. Что-то явно было не так. Саймон заставил себя улыбнуться, и они пошли по Тайер-стрит мимо очень дорогих антикварных магазинов, очаровательных бутиков и ателье элегантной мужской одежды.

Анайя наклонилась к нему и тихо сказала прямо в самое ухо:

– Виктория – обманщица.

Саймон резко остановился.

– Пойдем, – потянула его Анайя, нервно оглядываясь по сторонам.

– Хорошо. – Хэтэуэй возобновил движение. – С чего ты так решила?

– Она солгала о «Bella Cibo», – сказала Анайя. – Я ее видела там вчера вечером.

– Странно, конечно, скрывать это, но…

– Она была не одна. А с Аланом Риккином.

И снова Саймон был готов замереть на месте, но заставил себя идти дальше. Сердце тревожно заколотилось.

– Она одна из ключевых фигур в «Аэри», – почти машинально ответил Хэтэуэй и, как Анайя, сам начал оглядываться по сторонам: семьи с детьми на руках и в колясках, парочки – молодые и в возрасте – гуляли, держась за руки, стайка девочек-подростков толпилась у витрины одного из бутиков популярного бренда. – Думаю, в «Аэри» много важных проектов, достойных обсуждения с Риккином. Возможно, они говорили о том, что меня не касается.

Сказав это, Саймон вдруг вспомнил, какой неожиданно усталой стала доктор Бибо. Он также вспомнил, что на его письмо Риккин ответил Виктории, а не ему. И сегодняшняя стычка с ней, когда она вышла за рамки профессионализма. Вдруг Хэтэуэй почувствовал, что его шерстяное пальто не спасает от ледяного холода.

– В «Абстерго» все шифруются и что-то скрывают, – пробормотала Анайя, – потому что мы – долбаные тамплиеры. Но мы не скрываем, в какие рестораны мы ходим.

Некоторое время они шли молча, в голове Саймона каруселью кружились мысли и предположения.

– Я доверяю твоей интуиции, – наконец сказал он. – Это ты у нас оперативный агент, не я. И что нам теперь делать?

– Думаю, на улице мы в безопасности. У нас нет жучков, я проверила до того, как мы вышли из такси.

Ну разумеется, она это сделала. Саймон вдруг пожалел, что съел рыбу с жареной картошкой. Еда застряла в желудке тяжелым комом.

– Ну, думаю, это неплохо.

– Ты можешь рассказать мне, над чем вы с ней работаете?

Это был проект высокого уровня конфиденциальности, и у Саймона не было права на добровольное предоставление информации, но он доверял Анайе и не видел причины, почему бы не обрисовать ей проект в общих чертах. И он кратко рассказал ей о своем новом подходе, о той помощи, которую ему оказывает Виктория, о частице Эдема номер 25 и, конечно же, о чудовищно сжатых сроках.

– Риккин сам ее назначил, и до последнего момента это были хорошие партнерские отношения.

– Если не считать обмана.

– Да, если не считать обмана. Мне придется с ней работать, чтобы уложиться в сроки. А я хочу уложиться в эти чертовы сроки. И я не понимаю, зачем проект опутывать ложью. Если мой научный подход оправдает себя, выиграют все.

– Все? – уточнила Анайя.

Саймон задумался. Тамплиеры? Да. «Абстерго»? Возможно. Хотя трудно понять, как это повлияет на итоговую прибыль корпорации. Риккин? Несомненно!

– Все, – твердо ответил Хэтэуэй и задумался.

Если не о новом подходе и не о Жанне д’Арк, о чем еще они могли совещаться наедине? Какие, черт возьми, тайны тут могут быть?

– Я кое-что заметил, так, ерунда какая-то, но… я тут вечером возвращался домой, взял корпоративную машину и задремал в ней. И мне приснилось, что водитель говорит на латыни.

Анайя фыркнула:

– Ну, Саймон, только тебе такое могло присниться.

– Спасибо, теперь я чувствую себя еще глупее.

– Прости, продолжай.

Саймон рассказал, что в тот вечер он не узнал швейцара. Затем рассказал о том, что вот уже пару дней не видит в «Буре» Пола.

– Я хочу сказать, что все эти странности легко могут быть объяснены, – задумчиво заключил Хэтэуэй. – Латынь – составляющая часть проекта, над которым я работаю. Швейцар мог быть новичком или работать не в свою смену. А Пол мог взять отпуск, он его заслужил.

– Все верно, – согласилась Анайя. – Но мы тамплиеры, мы не можем себе позволить строить предположения и выдвигать гипотезы. – Женщина, не скрывая тревогу в глазах, заставила себя улыбнуться. – Думаю, – сказала она тихо, – мне стоит побывать в твоей квартире.

Они взяли такси и вернулись в офис «Абстерго», пересели в «ягуар» Саймона, приобретенный им два года назад, и поехали к нему. Всю дорогу они ехали молча. Саймон не знал, о чем говорить, о чем думать, и не хотел предполагать, что может случиться. Как только они вошли в квартиру, Анайя огляделась.

– Ты умеешь поддерживать порядок, – сказала она.

– Это нетрудно, когда ты практически не бываешь дома. Пропустишь стаканчик на ночь? – спросил он, надеясь, что голос не выдаст его напряжения. – Кажется, у меня есть отвратительный американский бурбон, который ты так любишь.

– Отлично, спасибо.

Не прикасаясь горлышком к краю стакана, чтобы не создавать пошлого позвякивания стекла, он плеснул в стакан бурбона, а себе налил «Макаллан» и едва сдержался, чтобы не выпить виски залпом.