Книга Умереть в раю - Гера Фотич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чистота! — подумал Василий, — И ничего лишнего. Вот и всё, что нужно человеку в этой жизни».
По утренней привычке ему хотелось почистить зубы, но для этого не было принадлежностей. Открыв кран, набрал пригоршню воды и прополоскал ею рот. На вкус она была сладковата.
«Чего они в нее добавляют? — подумал. — Не сахар же!»
Вновь почувствовал, как ноет живот, и болезненные ощущения усиливаются. Выглянул наружу. Завтрак продолжался. Насколько позволяла боль в ноге, быстро спустился вниз, посмотрев, откуда идёт народ с подносами, встал в очередь. Приглядевшись, понял, что места за арестованными не закреплены. Получив завтрак, сел за ближайший стол.
Яйцо, каша, кусок хлеба и кофейный напиток упали в пустой желудок, как таблетка от боли, совершенно не насытив организм. Следуя примеру других, отнес поднос с грязной посудой на тележку в угол зала. Когда вернулся, столы уже протирались и на них выставлялись игры.
Какие тут игры?! Снова усилилась боль в ягодице. Почувствовал он ее гораздо раньше, но голод в тот момент пересиливал. Понял, что болезнь снова прогрессирует. Это был очередной приступ, который начинал сковывать организм. Как только Василий переставал двигаться, ноющая пульсирующая боль заполняла всю правую половину тела от поясницы вниз. Чтобы ее немного уменьшить, приходилось переминаться с ноги на ногу, поворачиваться из стороны в сторону.
Желая как-то двигаться, он стал неторопливо ходить по залу вдоль красной линии. Обратил внимание, что вместе с ним ходят еще несколько пожилых заключенных, но никто, кроме полицейских, красную линию не пересекает.
Завтрак окончился и каждый стал заниматься своим делом. Кто — читал газеты, взятые со стеллажей, кто книгу. Образовались несколько групп, наблюдающих за игроками в шахматы, шашки и что-то типа нардов. Некоторые, сидя на стуле, просто смотрели телевизор. Периодически спорили, несильно ругались. Иногда, то за одним, то за другим столом возникали ссоры. Тогда из динамиков звучал командный голос надзирателя. После чего все затихали.
Стол, за которым сидел полицейский, находился под лестницей у дальней стены, чтобы иметь максимальный обзор. За ним находилась дверь, откуда периодически появлялись сотрудники в форме. На краю стола лежала стопка разноцветных папок и пара блокнотов. Прямо по центру возвышался монитор компьютера и надзиратель, глядя в него, азартно дергал мышкой, беззвучно шевеля губами, периодически оглядывая зал. В помещении было жарко, и Василий старался идти как можно медленнее, чтобы не вспотеть.
Сделав несколько кругов, он обратил внимание на единственного светлокожего парнишку. Тот сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к колонне. На вид — лет двадцать пять. Подходить к нему Василий не стал, чтобы не быть навязчивым. Продолжал неторопливо нарезать круги, внимательно осматривая публику.
Многие, кто с любопытством, кто с подозрением смотрели на Василия. Некоторые, приблизившись, пытались заговорить, но он им не отвечал. Вел себя как глухонемой.
Василий предполагал, что, здесь, как и в российских тюрьмах, о которых знал немало, существует своя иерархия и негласный порядок. Поэтому не собирался вникать в существо отношений — главное, чтобы его не трогали. В очередной раз, проходя вблизи стола надзирателя, Василий увидел, что там появился еще один полицейский, круглолицый с усами-стрелочками, как у Фила.
Тот, что сидел, неожиданно встал и поманил Василия пальцем. Он оказался небольшого роста, но такой худой, что форма на нём обвисала, точно его только что облили водой.
Поставив стул рядом, заставил Василия сесть. Полицейский с усиками достал из папки два листа и положил их перед Василием. Это были те же бумаги, что и в прошлый раз, или похожие на них. Поэтому он снова покачал головой.
Тогда круглолицый обошел стол, поставил свой стул рядом и сел:
— Раша..? Россь-и-ия?
Василий кивнул. Круглолицый отодвинул один лист, а по второму стал водить пальцем и с небольшим акцентом читать:
— Подъем — в честь часов, завтрак — семь часов…
Это был распорядок дня. Ниже следовали правила, которые необходимо выполнять. Внизу имелась черта для подписи. Василий расписался.
Полицейский улыбнулся удачно выполненной работе, так что стрелочки его усов вздернулись вверх. Поднявшись, ткнул худого надзирателя в грудь подписанным листом, что-то сказал. Тот ответил кривой ухмылкой и сопением, не отрывая взгляда от монитора.
В этот момент в центре зала произошло движение. В стороны полетели куски деревянной доски, и кто-то приподнял стол, обрушив его на головы вскочивших заключенных. Раздался властный крик надзирателя. Оранжевые робы устремились к лестнице, зашлепали по ступеням, взбираясь на балкон и там растворяясь в своих камерах.
Словно вороны, в зал залетели крепкие парни в черных комбинезонах и касках с опущенными забралами. Без слов стали лупцевать короткими палками тех, кто оставался в центре, укладывая на пол. Под конец, заломив троим руки, увели их с собой.
По динамику прозвучала очередная команда надзирателя. На балконе образовалась оранжевая змея. Стала сползать по лестнице вниз, заполняя центр зала. Зазвучала на разные голоса «торговая площадь», послышался стук деревянных фигур и пластиковых фишек.
Ничего не изменилось. Василий продолжал сидеть на стуле возле надзирателей, и казалось, что происшедшее было минутной фантазией. Полицейский махнул ему рукой, показав, что он свободен. Это оказалось кстати — сидеть долго на стуле Василию было тяжело. Он слегка приподнялся, нагибаясь вперед, опираясь руками на колени, и стал выпрямляться. Полицейский заметил его неповоротливость и что-то спросил. Василий махнул рукой и, не торопясь, пересек красную черту.
Чувство голода снова усилилось. Чтобы его заглушить, Василий решил, прогуливаясь, сосредоточенно думать. Он попытался гнать от себя назойливые мысли о своих внуках и дочери. Они обволакивали сердце горькой безысходностью, мешая дышать, вынуждали останавливаться. Тогда начинала затекать нога, передавая телу неприятную тягучую ломоту.
Решил думать о том, что его ждёт на родине. Успел ли сосед переоформить дом и как вернуть его обратно. Вспоминал, что весной не смог запастись дровами, а летом никто их не заготавливает, тогда уж ближе к осени. И вдруг поймал себя на мысли, что вряд ли доживёт до конца лета. Так ему сказали врачи. Тогда зачем дрова? Для чего возвращать дом? Проще выбрать дешёвую гостиницу с недорогой кормёжкой и читать книги, пока руки смогут держать обложки.
А может, сэкономить деньги и сразу поехать в хоспис? Тогда надо сдать повторные анализы в клинике на Песочной. Главное, иметь при себе адрес дочери, чтобы ей сообщили о смерти.
Он напряженно вспоминал, переписал ли сведения с конверта в свою записную книжку, но так и не смог определиться. Его мысли неосознанно снова перекинулись к внуку. Он вспомнил последний крик Данилы, как удаляется Фил, словно добычу, унося под мышкой трепыхающееся тело ребенка. Образ маленького одинокого красного кроссовка внука, летящего к водопаду, постоянно крутился в его голове. Вызывал смутное ощущение вины.