Книга Фаина Раневская - Матвей Гейзер

Предвидя это, Любовь Петровна заявила руководству театра: «Пока Фаина Георгиевна сама не обратится ко мне с этим предложением, я играть в этом спектакле не буду». И Лосев преуспел: со свойственной ему дипломатичностью он уговорил Раневскую позвонить Орловой и сказать: «Любочка, если я кому могу отдать Сэвидж, так только вам. Без вас спектакль пропадет». Для Орловой участие в этом спектакле тоже стало своего рода жертвой. Если Раневская уже привыкла играть бабушек, то всеми силами старавшаяся скрыть свой возраст Орлова долгое время всячески избегала таких ролей. Хотя близился ее семидесятилетний юбилей, ее излюбленный афоризм «мне всего тридцать девять» оставался для нее всегда актуальным. Ее согласие играть миссис Сэвидж стало прежде всего проявлением уважения к таланту Раневской и в то же время желанием помериться с ней силами на сцене.

Раневская и Орлова до этого встречались не только на съемках фильмов Александрова («Встреча на Эльбе» и «Весна»), но и в спектаклях, например в горьковском «Сомове», где Любовь Петровна играла «в очередь» с Валентиной Серовой. Наверное, не последнюю роль в решении Раневской передать роль Сэвидж Орловой сыграло то, что Фаина Георгиевна, встречаясь с ней не только в театре и в кино, но и дома, во Внукове, видела в ней черты характера, свойственные Сэвидж: доброту, отзывчивость, искренность в общении.

Орлову и Раневскую объединяло еще одно: в молодости Любовь Петровна была ученицей Немировича-Данченко и Станиславского, а Фаина Георгиевна на вопрос, кого она считает своими учителями, помимо Павлы Леонидовны Вульф, всегда называла Станиславского. Пройдет немало лет, и Раневская напишет в своих записях: «Теперь читаю „Летопись жизни и творчества“ К. С. Станиславского и опять плачу от благодарности судьбе, которая подарила мне счастье видеть его на сцене».

Сохранилось несколько писем Орловой Раневской. Вот одно из них, написанное в сентябре 1947 года:

«Дорогая Фаина Георгиевна!

Очень я жалею, что не смогла довести свои хлопоты о санатории до конца. Беспокоюсь о Вашем здоровье. Вчера закончился фестиваль. „Весна“ получила премию. На Ваших кусках очень смеялись. Вы чудная актриса, и я Вас очень люблю… Венеция с водяными улицами меня не устраивает для жизни. Завтра едем в Милан и Флоренцию. Затем в Рим. Думаю, числа 1-ого будем в Москве, если не поедем во Францию. Впечатлений очень много. Все Вам расскажу при встрече. Целую Вас, дорогая. Гриша тоже Вас целует. Самый сердечный привет от нас Павле Леонтьевне. Ваша Л. Орлова. 16.IХ.47. Венеция».

Еще одно письмо Орловой было, вероятно, написано вскоре после премьеры спектакля «Дальше — тишина».

«Дорогая моя Фаина Георгиевна!

Дорогой мой Фей!

Очень прошу Вас набраться сил, желания, энергии, самовнушения во что бы то ни стало — выздороветь поскорее!

Во-первых, я Вас не видела в „Тишине“, а во-вторых, очень интересная получается у Вас роль у Гр. Вас. (Григорий Васильевич Александров. — М. Г.) в фильме, а самое главное, я могу Вас иногда долго не видеть, но совсем не могу, когда Вы больны!

Вспоминаю нашу последнюю встречу у Вас дома (не забыть бы мне спросить, почему-то Вы смеялись по-хорошему надо мной). Как это было симпатично и вкусно!

Я очень Вас люблю!

Когда сможете — приду.

Гр. Вас. шлет Вам самые сердечные приветы, а я обнимаю, целую.

Всегда Ваша

Люба Орлова».

Этель Ковенская, в прошлом актриса театра Михоэлса, поведала мне, что в годы, когда она работала в Театре имени Моссовета, она часто встречалась с Любовью Орловой, а с Раневской гораздо реже: «Не смейтесь надо мной, но я почему-то боялась Фаину Георгиевну, и даже в тех спектаклях, в которых мы встречались, наше знакомство дальше участия в них не продолжалось. У меня даже однажды спросила об этом Любовь Петровна: „Мне кажется, зря вы как-то сторонитесь Фаины Георгиевны. Она очень честный и удивительный человек“».

Свидетельств их дружбы осталось немало. Вот отрывок из ответа Орловой на письмо Раневской:

«…Спасибо за письмо. Оно было радостно в ссылке. Ненавижу гастроли!

К моему сожалению, не увижу Вас, но к моей радости — уезжаю домой.

Хочу пожелать Вам мужества, терпения, покоя в трудных условиях гастролей.

Ну что же делать? Утешайтесь тем, что сможете все проверить на этих спектаклях, обыграть роль для Москвы.

Путь все спектакли будут для Вас генеральными репетициями.

Не бередите себя, а берегите свои силы, здоровье и нервы! Все мои советы исходят из самой глубины моей души и любви к Вам!..

Всегда Ваша

Люба Орлова».

* * *

Тем не менее передача одной из лучших ролей Раневской другой актрисе не могла не вызвать у нее творческой ревности. Елизавета Моисеевна Метельская рассказывала мне, что по поручению Раневской она тайком ходила на репетиции спектакля с Орловой в заглавной роли и пришла к выводу, что Любовь Петровна играет «свою» миссис Сэвидж, на что Фаина Георгиевна ответила: «Я в этом не сомневалась». Надо сказать, что замена актрисы не повредила спектаклю: я видел один из первых спектаклей с участием Орловой и помню, как она выходила после окончания пьесы на бис. В это время все зрители подходили к рампе, чтобы любоваться ею, и долго еще не отпускали Орлову со сцены.

Любовь Петровна действительно играла миссис Сэвидж по-другому, чем Раневская, но никак не хуже. Руководство театра могло облегченно вздохнуть. Правда, не все критики были довольны заменой; кто-то из них свою рецензию по поводу игры Орловой в спектакле «Странная миссис Сэвидж» закончил словами: «Гениально — но не то». Как бы там ни было, отношения Орловой и Раневской Сэвидж не испортила — напротив, они стали еще теплее. Сохранилось письмо Орловой Фаине Георгиевне, написанное в январе 1974 года:

«Моя дорогая Фаина Георгиевна! Мой дорогой Фей!

Какую радость мне доставила ваша телеграмма! Сколько нежных, ласковых слов! Спасибо, спасибо вам!

Я заплакала — это бывает со мной очень-очень редко. Ко мне пришел мой лечащий врач, спросил: „Что с вами?“ Я прочла ему вашу телеграмму и испытала гордость от подписи РАНЕВСКАЯ, и что мы дружим 40 лет, и что вы — моя Фея. Доктор смотрел вас в „Тишине“ и до сих пор не может вас забыть. Спросил, какую вы готовите новую роль. И мне было так стыдно и больно ответить, что нет у вас никакой новой роли. „Как же так? — он говорит. — Такая актриса, такая актриса! Вот вы говорите, и у вас нет новой роли. Как же это так?“

Я подумала — нашему руководству не важно, будем мы играть или нет новые роли. Впрочем, он сказал: „Ведь ваш шеф слишком стар, он страдает маразмом и шизик, мне так говорили о нем“. Я промолчала, а когда он ушел, я долго думала: как подло и возмутительно сложилась наша жизнь в театре. Ведь вы и я выпрашивали те роли, которые кормят театр…

Мы неправильно себя вели. Нам надо было орать, скандалить, жаловаться в Министерство, разоблачить гения с бантиком и с желтым шнурочком и козни его подруги, но… у нас не тот характер. Достоинство не позволяет.