Книга Лопе де Вега - Сюзанн Варга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После двух недель бесконечных торжеств, в ходе коих слава Лопе увеличилась многократно, две королевские четы стали подумывать об отъезде. 4 мая 1599 года с пляжа Грао жители Валенсии могли созерцать украшенный флагами и штандартами корабль короля, который готовился покинуть порт и взять курс на Барселону; сопровождать королевское судно должны были двадцать галер. Все так и произошло. Именно из Барселоны в июле король с королевой отправились в Мадрид, а инфанта с эрцгерцогом — в свои владения во Фландрии.
Последовали ли за монархом в Барселону маркиз Саррия и его удалой секретарь? Ни один архивный документ не позволяет пока ответить на этот вопрос, хотя если уж очень хочется, то мы можем довериться, так сказать, «косвенному свидетельству», то есть тексту одного из произведений Лопе. Действительно, второе крупное произведение, написанное в жанре романа в гуще этих празднеств и торжеств придворной жизни, наложивших на него отпечаток, создает ощущение, что этот город каким-то образом присутствовал в жизни автора, пусть даже и эпизодически. Роман под названием «Странник в своем отечестве» начинается с описания «белого песка знаменитого пляжа Барселоны», куда героя выбросили морские волны. Барселона представляет для протагониста, для «любителя странствий» и «паломничеств по местам, связанным с именем Девы Марии», чрезвычайно важный пункт, ведь оттуда он сможет добраться до так называемого «святилища Монсеррат», до часовни, посвященной «Моренете», этой Черной Богородице, найденной пастухами в одной из пещер в горах Каталонии.
Гораздо более скромная свадьба
Но встретимся мы с Лопе де Вега вновь в другой часовне, и его присутствие на сей раз удостоверено документами, правдивость и истинность которых неоспоримы. Эти документы переносят нас в Мадрид, где мы оказываемся днем 26 июля 1599 года, когда лучи жаркого солнца рождали блики на воде, наполнявшей купель в баптистерии часовни церкви Сан-Хинес. Вокруг купели стояли люди и радостно переговаривались, глядя на младенца, только что окрещенного доном Херонимо Кампосом, приходским священником. Двух свидетелей таинства крещения, Маркоса Эстебана и Габриэля Руиса, сопровождала веселая толпа, в которой выделялся человек, буквально не сводивший глаз с ребенка. Этим человеком был Лопе де Вега, отец малютки Хасинты, ставшей плодом совершенно законного супружеского союза. Это краткое описание знаменательного события служит для нас доказательством, что еще один эпизод обогатил и без того богатую чувственную жизнь Лопе. Находясь на службе у маркиза Саррия, Лопе стал объектом (и довольно сговорчивым, надо признать) некоего любовного заговора и легко и быстро «сдался».
Итак, мы видим, что в жизни человека, обладающего богатым воображением и огромными творческими способностями, процесс обдумывания своего настоящего и будущего неизменно превращается в процесс возврата к прежним схемам, к прошлому опыту. Итак, Лопе вновь стал секретарем, правда, у нового патрона, и вот вам новый брак: на смену герцогу Альбе пришел маркиз Саррия, на смену Изабелле де Урбина — Хуана де Гуардо. Надо признать, что нет ничего удивительного в том, что известный сочинитель, не обладающий большим личным состоянием, ищет покровительства и финансовой помощи у знатного вельможи, точно так же как нет ничего удивительного в том, что известный ловелас и соблазнитель, легко поддающийся женским чарам, пытается найти в браке некий способ «совершить отвлекающий маневр», ищет своеобразного избавления, искупления грехов перед самим собой и перед обществом.
Следует заметить, что в данном случае если в выборе нового мецената можно было усмотреть некое повышение положения в обществе, то с браком дело обстояло совсем иначе. Этот новый супружеский союз был неким падением с высоты, потому что опустил Лопе в среду буржуа, а соответственно, означал отказ от мечты войти в высшее общество; с другой стороны, эту женитьбу можно было назвать и вступлением в ту сферу, где власть имеют деньги. Действительно, Хуана де Гуардо была дочерью Марии де Коллантес и Антонио де Гуардо, богатых и влиятельных буржуа, обитавших в Мадриде.
Брачный союз знаменитого литератора с юной дочерью богатых буржуа, дававших за ней большое приданое, не был сам по себе чем-то шокирующим. Но слава Лопе, коего теперь называли не иначе как Фениксом, породила слишком много завистников среди его собратьев по перу, быть может, и столь же талантливых, как он, но менее удачливых и не обладавших такими же способностями располагать к себе людей и покорять их своим талантом, коими обладал он; а потому некоторые из них ухватились за предоставленную возможность, чтобы утолить желание зло посмеяться над ним.
Самым безжалостным оказался Гонгора, поэт из Кордовы. Обрадованный возможностью подчеркнуть контраст между титульным листом «Аркадии», только что опубликованной Лопе, титульным листом, украшенным знаменитым гербом рода Карпьо, и тем, что Гонгора считал постыдным и унизительным для Лопе, а именно ремеслом его нового тестя, Гонгора с превеликим удовольствием предался ядовитой критике. К тому времени уже существовал тот жестокий сонет, в котором Гонгора, неудовлетворенный тем, что поиздевался над девятнадцатью химерическими башнями герба рода Карпьо, сказав, будто их, словно паруса, раздуло ветром, к тому же сравнил их с колбасами, сыграв на созвучии слов «torre» (башня) и «torrezno» (шкварки) во втором терцете. Гонгора словно стремился обесчестить своего соперника, подняв его на смех, но эти мелкие уколы и мелочные нападки в действительности скрывали более глубокие мотивы, а именно то, что Гонгора считал, будто они с Лопе занимали прямо противоположные позиции в литературе и что их эстетические воззрения были тоже радикально противоположны. Эти два поэта-гиганта, эти два великих литератора с этого момента будут вести непримиримую борьбу на литературном поприще, настоящую войну, в которую оба вовлекут своих прозелитов, то есть новообращенных поклонников. Надо уточнить, дабы быть верным исторической правде, что не Лопе был инициатором этих баталий, но и он не оставался в долгу в этих опустошительных сражениях, ибо всегда умел дать сдачи.
Но сейчас вернемся к началу 1598 года, когда Лопе женился на дочери Антонио де Гуардо, который не был, как на то намекал ядовитый, хотя и восхитительный Гонгора, обыкновенным мясником, а был одним из крупных мадридских поставщиков мяса и важным лицом, одним из тех, кто трудился в системе городского самоуправления Мадрида. Приведем некоторые цифры ежемесячного потребления мясных продуктов в столице и надеемся, что они смогут помочь нам уяснить, каково было тогда положение дел в городе. Итак, Мадрид ежемесячно поглощал не менее пятисот тысяч овец, шестидесяти тысяч ягнят, тринадцати тысяч свиней, двенадцати тысяч коров, а также значительное количество птицы и дичи. Так что можно смело утверждать, что доходы торговцев, имевших отношение к столь прибыльному делу, были более чем солидны. Мадрид, примеру коего последовали все крупные города Иберийского полуострова, выработал особую систему деятельности так называемых поставщиков (это могли быть как отдельные люди, так и настоящие торговые компании), которые должны были обеспечивать его бесперебойное снабжение, за что получали от города значительные привилегии. Поставщики мяса не только присвоили себе монополию на торговлю мясными продуктами, но еще и владели большими пастбищами, чтобы иметь возможность передерживать на них скот, предназначенный для отправки на бойню, ибо они должны были гарантировать качество забиваемого скота и поставляемого в город мяса. Антонио де Гуардо владел также и недвижимым имуществом в виде красивого дома, в котором он жил вместе с семьей, на Калье-де-ла-Консепсьон-Херонимо, а также владел домами на окраинах Мадрида, мясными лавками и складами. Сей торговец был настолько доволен своим положением, размахом своей торговли и своим могуществом, что его дочь, безумно влюбленная в знаменитого поэта, похоже, не сумела заставить отца прийти в такой же восторг. Да и как бы она смогла заинтересовать литературными успехами своего возлюбленного человека, чей разум был занят лишь помыслами о деньгах, о торговле, человека, которому истинное чувство любви должно было казаться чудовищным обманом, мошенничеством, спекуляцией. Не без ругани и ворчания уступил он желанию дочери и позволил ей выйти за Лопе замуж.