Книга Переход - Эндрю Миллер

Она встает; два шага – и она в кокпите. Съеживается там и сидит, пока движение лодки, взлетевшей на наветренном склоне волны, на миг не становится предсказуемым, и тогда сдвигает крышку люка, спускается в черноту еще гуще и задвигает крышку за собой. Под трапом пинает то, на что наступила. Расставляет ноги пошире, обеими руками берется за рукоять помпы и в ровном, неугомонном ритме принимается качать.

(Сила есть преображенная слабость, канат, сплетенный из травы.)

5

Шторм бушует еще четырнадцать часов. Гонит яхту на юг, бросает к югу, точно листик по переулку. Весь день Мод прячется в кают-компании, ждет, когда что-нибудь сломается. Хохлится, держится, даже немножко спит. На закате выходит на палубу. Открыть люк – невероятное и мучительное усилие, но люк она открывает. Первым делом видит, что нет половины мачты и всего стоячего такелажа. Гик срезало у пятки, исчезли надувной тузик и канистра со спасательным плотом. Мод оглядывает корму – нет стальных опор с солнечными батареями, нет антенн. Автопилот тоже пропал бесследно.

Ветер не больше пяти баллов, свежий бриз, но волны еще высоки, и каждая, захлестнув палубу, накрыв яхту, способна нанести ей ущерб, а может, и доконать. Яхта как-то умудряется идти по ним – упрямство формы, умный абрис, яхту строили умные люди.

Мод спускается в кают-компанию, задвигает люк. Пьет из крана на камбузе, шатаясь, бродит в поисках еды, находит битые банки, лопнувшие контейнеры, плавучие овощи. За дымоходом застрял миндальный кекс. Она отламывает, сколько влезло в руку, и съедает. Воображает спасательный плот – интересно, надулся ли, оторвавшись от палубы, как ему положено? И сейчас плывет себе где-то, уже за много миль отсюда? Спасательный плот известно с какой яхты. Пустой плот.

Она спит за парусиновым обвесом. Когда просыпается, свет за измаранными солью иллюминаторами являет взору бардак, который не назовешь иначе, нежели тотальным. Рухнул ничком даже маленький холодильник в углу.

Снаружи солнце высоко, ослепительно. Мод еще одета в штормовое. Садится на банку в кокпите, точно актер, что убрел со съемочной площадки перекурить. Море теперь ворочается по-другому, пенистые зеленые фракталы зыби неспешнее и регулярнее. На солнце жарко; может, у Мод просто жар. Она снимает куртку. Одежда под курткой присохла к телу – почти высохла. Мод раздевается по пояс – сверху гола, открыта ветру и солнцу, снизу по-прежнему закутана в неопрен. Кожа на руках, груди и животе мертвенно-бела. Синяков меньше, чем Мод ожидала. Хуже всего ребра – расцветает весь бок. Она надевает футболку, набрасывает на плечи лямки комбинезона. Она уже знает, что стационарному GPS кранты, двадцать раз попробовала и ничего не добилась, но ручной где-то внизу, и она отправляется на поиски. В процессе находит другие полезные вещи – открывашку, нож «Грин ривер», пачку табаку, запечатанную в целлофан, – но ручной GPS исчез, и она в лихорадке раздумывает, не мог ли он как-то вылететь из кают-компании за борт, но тут открывает духовку и находит его там, куда спрятала в ночь зарниц. Трудно поверить, что он выжил, пометавшись в духовке, но Мод включает его, и он вибрирует на ладони, загорается. Она выносит его в кокпит, руками прикрывает экран, вглядывается и читает координаты, читает вслух:

– Пятьдесят один градус северной широты. Два градуса западной долготы.

Она выключает GPS, опять включает, читает те же цифры. Пятьдесят один градус северной широты. Два градуса западной долготы. Она знает эти координаты, незачем смотреть на карту. Если отметить на карте, точка будет стоять прямо над дорсетским коттеджем. Откатился к прошлым настройкам? Или она проверяла GPS в коттедже? Или Тим? Она перезагружает GPS, несколько раз; результат тот же. Она выключает GPS, кладет в боковой карман комбинезона, щурясь, разглядывает совершенную пустыню вокруг. Хотя бы компас в нактоузе не подкачал (ломать там особо нечего – дюймовой толщины стекло, картушка, какой-то спиртовой раствор). Судя по компасу, яхта идет на зюйд-тень-вест. Вполне возможно, она с начала шторма этим курсом прошла сотни миль. Мод пробует запустить мотор. Стартовый аккумулятор сдох. Пытается подключить другие аккумуляторы, но при оверкиле они слетели с креплений и, видимо, разрядились в воде на пайоле. Из одного Мод выжимает вспышку индикатора зажигания, но двигатель безмолвствует. А даже если и удалось бы запустить, там наверняка полно воды, топливные шланги забиты осадком из бака.

Очень долго она прикидывает, как соорудить парус. Учил ее кто-то? Читала где-то? У какого-нибудь, допустим, французского затейника, то ли инженера, то ли поэта, который посреди Тихого океана восстанавливает лодку из обломков…

Имеются двенадцать футов мачты – может, и больше. Первым делом нужен такелаж, и Мод начинает собирать – в парусной, в рундуках кокпита – все шкоты, фалы и блоки, какие остались. Не то чтобы палубу не качает – качает еще как, – но Мод решает, что работать можно. На страховочную обвязку и линь плюет, хотя несколько дней назад они спасли ей жизнь.

Карандашом на нахзаце «Дхаммапады» набрасывает схему и идет к мачте, перекинув бухту веревки через плечо, как патронташ. Принайтовливает к шпору сходни (металлические, легкие, телескопические) и взбирается к культе. Сначала протягивает бакштаги из двух красных тросов «Дайнима», заводит их в кокпит и набивает лебедкой. Затем крепит новенький тридцатиметровый канат и на баке пропускает под перекладину битенга, потеет, пока не набивает втугую, насколько позволяют вес и сила, крепит, возвращается в кокпит и еще разок крутит лебедку.

От солнца краснеет загривок. На миг она уплывает, пошатывается, очухивается и взбирается на сходни с блоком, присобачивает его к топу культи тросом, а тот приматывает риф-штертом и целым рулоном скотча. Заводит в блок полиэстерный фал, один конец крепит к утке у пятки мачты. На другом конце вплетен фаловый карабин. Он пойдет на фаловый угол.

Из рундука она выволакивает старый стаксель Фантэма, четверку, пропихивает в форлюк, сама сейчас подтянуться следом не в состоянии и на палубу возвращается через кают-компанию. Пристегивает карабин, пропускает шкот в люверс шкотового угла, поднимает парус и крепит к большой деревянной утке за румпелем. Ветер слаб – эхо шторма, призрачные ветра. Это у нее будет такой трисель. Смотрится, на ее взгляд, как постирушка бедняка, но ненадолго наполняется, и яхта скользит вперед. Если ветер не посвежеет, парус выдержит; если ветер окрепнет, стаксель-четверка отправится к прочему мусору, который Мод по дуге посеяла в океане. Все это требует многих часов труда. Ничего лучше она сделать не может. Ничего больше она не может.

Раза четыре-пять в день она откачивает воду из трюма. Все, даже выживание – выживание в особенности – укладывается в свой распорядок.

Деревянная затычка сломанного фитинга держится, но где-то еще течь – и, вероятно, не одна. В идеале откачивать надо раз в час – Мод бы так и делала, если б силы были. Она заставляет себя есть, но порой еда не желает оставаться в желудке. Часами лежать в тени паруса; все прочее требует упрямства, которое всякий раз чуть труднее в себе пробудить.