Книга Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн

Глава XII. Пребывание в Японии

Принятие нас в Нагасаки. – Неудача в ожиданиях. – Меры предосторожности японского правительства. – Съезд с корабля посланника, для житья, на берег. – Описание Мегасаки, местопребывания посланника. – Переход «Надежды» во внутреннюю Нагасакскую гавань. – Отплытие китайского флота. – Отход двух голландских кораблей. – Некоторые известия о китайской торговле с Японией. – Наблюдение лунного затмения. – Примечания об астрономических познаниях японцев. – Покушение на жизнь свою привезенного нами из России японца. – Предполагаемые причины, побудившие его к сему намерению. – Прибытие дамио или вельможи, присланного из Иеддо. – Аудиенция посланника у сего вельможи уполномоченного. – Совершенное окончание посольственных дел. – Позволение к отплытию в Камчатку. – Отбытие «Надежды» из Нагасаки.

Оскорбительная предосторожность, с каковою поступают в Японии с иностранцами, довольно известна. Мы не могли надеяться, чтобы приняли нас благосклоннее, нежели других народов, но думая, что имеем с собою посланника, отправленного монархом могущественной и соседственной нации сего столь боязливого в политических отношениях народа, с одними дружественными уверениями, ласкались не только некоторым исключительным приемом, но и большею свободою, которая могла бы долговременное наше в Нагасаки пребывание сделать приятным и не бесполезным. Мы полагали, что шестимесячное наше бездействие вознаградится, по крайней мере, приобретением сведений о сем, так мало известном государстве. Посещающие оное в продолжение двух столетий голландцы поставили себе законом не сообщать свету никаких об нем известий.

В течение ста лет явились два только путешественника, которых примечания об Японии напечатаны. Хотя оба они находились в государстве сем короткое время, однако, описания их важны, поелику они суть единственные со времени изгнания христианской веры из Японии, после чего иезуиты уже никаких известий об оной доставлять не могли. Но сии путешественники не принадлежали к голландской нации, коей не обязана Европа ни малейшим сведением о японском государстве. Что же бы такое удерживало от того голландцев? Не боязнь ли строгого за то японцев мщения? Не зависть ли или политика? Первая причина могла бы достаточно быть к извинению, если бы японцы, вознегодовав на сочинения Кемпфера и Тунберга, которые толмачам, шпионам их правления, очень известны, запретили действительно голландцам писать об их государстве. Но сего никогда не было.

Голландцы не доставили даже и посредственного определения положений Фирандо и Нагасаки, где они так долго имели свое пребывание. Кемпферова копия с худого японского чертежа есть единственная известная в Европе карта Нагасакского залива. Они не сообщили никакого описания даже и о положении островов, находящихся в близости Нагасаки, а тем менее еще о лежащих между сим и Формозою, мимо которых плавают они двукратно каждый год на двух кораблях. Невозможно думать, чтобы японцы почли объявление о точном положении стран сих непростительным преступлением. Итак, чему приписать глубокое их молчание? Бесспорно не благоусмотрительной, но самой мелочной и вовсе бесполезной политике, которая духу 18 столетия совсем противна и республиканскому правлению не свойственна. Претерпела ли хотя малый урон торговля англичан оттого, что они свободно обнародывают описания всех посещаемых ими стран? Что выиграли голландцы от ненавистного их хранения тайны? Состояние английской и голландской торговли известно каждому. Дальнейшее сравнение оной нимало здесь не нужно.

Я прошу читателя извинить меня в сем невольном отступлении от настоящего предмета, к которому опять возвращаюсь.

Мы крайне обманулись, надеясь получить от японского правительства большую свободу, ежели каковою пользуются голландцы, которая, впрочем, казалась нам вначале столь презрительною, что мы с негодованием отказались бы от оной, если бы предлагаема была с условием не требовать большей. Но и в сей отказали нам вовсе. Время пребывания нашего в Нагасаки по справедливости назвать можно совершенным невольничеством, коему подлежал столько же посланник, сколько и последний матрос нашего корабля. Из сего ясно видно, что никто из нас, а особливо из находившихся всегда на корабле, не был в состоянии приобрести какие-либо, хотя бы и недостаточные, о сей стране сведения. Единственным к тому источником могли служить толмачи, которые, во всю бытность на берегу посланника, не смели к кораблю приближаться[71].

По сей причине не могу я удовлетворить читателя обстоятельным описанием сего государства, хотя пребывание наше продолжалось в оном более шести месяцев. Я намерен только рассказать здесь те происшествия, которые нарушали иногда тишину нашего заточения. Большая часть оных не заслуживает особенного внимания; но я не хочу и таковых пройти в молчании, поелику все, относящееся до малоизвестного государства, любопытно. Сверх того, простое, но верное представление случившегося с нами может некоторым образом привести прозорливого читателя к общим заключениям.

Не излишним поставлю я упомянуть, во-первых, о нашем невольничестве и о явной к нам недоверчивости японцев, не оставляя, впрочем, и оказанных посланнику нашему разных преимуществ, которым не было до того в Японии примера.

Первое доказательство строгой японцев недоверчивости состояло в том, что они тотчас отобрали у нас весь порох и все ружья, даже и офицерские охотничьи, из коих некоторые были очень дорогие. После четырехмесячной просьбы позволено было, наконец, выдать офицерам ружья для чищения, но и то поодиночке; спустив довольное потом время, выдали только несколько вместе. Полученные обратно ружья, не быв долгое время чищены, оказались по большей части испорченными. Впрочем, офицерам оставлены были при них шпаги, каковым снисхождением не пользуются никогда голландцы. Солдатам предоставили также ружья со штыками, чего голландцы и требовать не могут, ибо они столько осторожны, что никогда не показываются здесь в военном виде.

Всего удивительнее казалось мне то, что посланнику нашему позволили взять с собою на берег солдат для караула и притом с ружьями. Но сие преимущество допущено с величайшим нехотением. Толмачи всемерно старались несколько дней сряду уговорить посланника оставить свое требование. Они представляли ему, что оное не только противно их законам, но что и народ возьмет подозрение, увидев вооруженных иностранных солдат на берегу. Такового случая, говорили они, не было никогда в Японии. Само правительство подвергнется опасности, если на сие согласится. Видя, что все их представления не могли преклонить посланника оставить почетный караул свой, просили они его взять по крайней мере половину только солдат. Но он и на сие не согласился.