Книга Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем окончательно расстаться с этой войной с Голландией, полезно сделать краткое замечание о графе д’Эстре, которому Людовик поручил заботу о французском контингенте союзного флота и который командовал им при Солебее и Текселе, так как это замечание бросит некоторый свет на качества французских морских офицеров тех дней, когда опыт еще не сделал многих из них моряками. Д’Эстре в первый раз вышел в море в 1667 г., будучи тогда уже человеком зрелых лет, но в 1672 г. мы находим его главнокомандующим крупной эскадрой, в которой Дюкен занимал подчиненный ему пост, хотя этот офицер был моряком уже в течение почти сорока лет. В 1677 г. д’Эстре получил от короля отряд из восьми кораблей, который он взялся содержать на свой счет, при условии получения половины стоимости всех призов, какие ему удастся захватить. С этой эскадрой он атаковал голландский остров Тобаго с беспечностью, которая показала, что не недостаток мужества вызвал его двусмысленное поведение при Текселе. В следующем году он снова вышел в море и ухитрился посадить на мель всю эскадру у Птичьих островов. Описание этого события, сделанное капитаном флагманского корабля, занятно так же, как и поучительно. В своем рапорте он говорит:
«В день гибели эскадры штурманы, сняв высоту солнца, были созваны, как обыкновенно, в каюту вице-адмирала, чтобы определить местоположение судов. Спускаясь туда узнать, что происходит, я встретил третьего штурмана, Бурдалу (Bourdaloue), который с плачем выходил оттуда. На мой вопрос, в чем дело, он ответил: “За то, что я нашел бо́льший дрейф, чем другие штурманы, адмирал, как обычно, обижает меня и угрожает мне, между тем я всего лишь бедный парень, делающий всё, что он может”. Когда я вошел в каюту, адмирал, который был очень рассержен, сказал мне: “Этот прохвост Бурдалу всегда является ко мне с разной чепухой; я прогоню его с корабля. По его расчетам, мы идем черт знает каким курсом”. Так как я не знал, кто был прав, – говорит довольно наивно капитан корабля, – то и не осмелился возразить адмиралу, чтобы не навлечь такой же бури его гнева на свою голову»[64].
Через несколько часов после этой сцены, которая, как говорит описавший ее французский офицер, «кажется теперь смешной, но которая является только точным изображением поведения моряков того времени, вся эскадра разбилась на группе скал, известных под названием Птичьих островов. Таковы были офицеры». В другой части своего рапорта флаг-капитан говорит: «Крушение было результатом общего характера поведения вице-адмирала д’Эстре. На эскадре всегда господствовали мнения его слуг или других лиц, но только не компетентных офицеров. Этот образ действий неудивителен со стороны графа д’Эстре, который, не имея необходимой подготовки к профессии, избранной им так поздно, всегда был окружен темными советчиками; присваивая себе их мнение, он надеялся пустить пыль в глаза подчиненным»[65]. Д’Эстре сделан был вице-адмиралом через два года после того, как впервые вступил на палубу корабля.
За Нимвегенским миром последовал десятилетний период затишья, в течение которого не было ни одной большой войны. Однако эти годы далеко не были периодом политического спокойствия. Людовик XIV и в мирное время стремился к экспансии на восток столь же энергично, как во время войны, и захватывал один за другим те лакомые для него куски территории, которые не были уступлены ему по мирному договору. В притязаниях на них он то опирался на древние феодальные связи, то указывал на то, что они косвенно уступлены ему по мирному договору, ибо зависят от других владений, прямо уступленных ему. Покупкой в одном случае, прямым насилием в другом он продолжал процесс расширения своей территории между 1679 и 1682 гг., поддерживая так называемые мирные методы осуществления заявленных им прав присутствием вооруженных сил. Но более всего вызвал недовольство в Европе и особенно в Германской империи захват имперского города Страсбурга, учиненный Людовиком 30 сентября 1681 г.; а покупка им в тот же день Казаля (Casale), в Италии, у герцога Мантуи, показала, что его претензии простирались так же далеко на север, как и на восток. Оба эти пункта были позициями большого стратегического значения, угрожавшими в случае войны с одной стороны Германии, а с другой – Италии.
Возбуждение во всей Европе было чрезвычайно велико. Людовик, явно полагаясь во всех своих действиях на собственное могущество, создавал себе новых врагов и озлоблял прежних друзей. Король Швеции, прямо оскорбленный его действиями в принадлежавшем ему герцогстве Deux-Ponts, обратился против него, подобно итальянским государствам; сам папа присоединился к врагам короля, который уже показал свое усердие в обращении протестантов и готовился к отмене Нантского эдикта. Но недовольство, хотя оно было глубоким и общим, нуждалось в организации и руководстве. Дух, необходимый для того, чтобы придать ему определенную форму и законченное выражение, нашел свое воплощение в Вильгельме Оранском, т. е. опять-таки в Голландии. Однако для того, чтобы дело созрело, нужно было время. «Никто еще не вооружался, но каждый говорил, писал, агитировал – от Стокгольма до Мадрида… Война пером предшествовала в течение многих лет войне мечом; неутомимые публицисты постоянно обращались с воззваниями к европейскому общественному мнению; в разных формах они распространяли страх перед новой всемирной монархией», которая стремилась занять место, некогда принадлежавшее австрийскому дому. Было известно, что Людовик старался или сделаться сам, или сделать своего сына императором Германии. Но различного рода осложнения, частные интересы, недостаток денег – все это, вместе взятое, замедляло действия недовольных. Соединенные Провинции, вопреки желаниям Вильгельма, все еще не хотели снова взять на себя роль банкира коалиции, а императору Германии настолько угрожало возмущение венгров и действия турок на его восточной границе, что он не решался рискнуть на западную войну.
Между тем военный флот Франции под влиянием забот Кольбера с каждым днем все усиливался и, так сказать, закалялся в военных действиях против варварийских пиратов и их портов. Одновременно с этим как английский, так и голландский флот переживали количественный и качественный упадок. Выше уже было сказано, что в 1688 г., когда Вильгельм нуждался в голландских кораблях для своей экспедиции в Англию, было признано, что флот находился тогда совсем в ином состоянии, чем в 1672 г., «неизмеримо ослабев и лишившись способнейших своих командиров». В Англии за упадком дисциплины последовала политика экономии в отношении материальной части, которая постепенно сократила численность флота и ухудшила его состояние; и после вспышек, обещавших войну с Францией в 1678 г., король вверил попечение о флоте новой группе лиц, относительно которых английский морской историк говорит: «Эта группа лиц оставалась у власти пять лет, и если бы правление ее продолжалось еще пять лег, то окончательным уничтожением флота она, по всей вероятности, исправила бы даже то глубокое и многостороннее зло, какое причинила ему, поскольку в этом случае не осталось бы уже места для новых ошибок. Однако осознание этого факта побудило короля в 1684 г. снова взять управление флотом в свои руки. Большая часть старых офицеров была возвращена к их прежним обязанностям. Но его величество умер (в 1685 г.), прежде чем работа по восстановлению флота успела сколько-нибудь продвинуться вперед»[66]. Перемена правителя имела в высшей степени серьезное значение не только для английского флота и в конечном итоге оказала влияние на проекты Людовика XIV и на исход всеобщей войны, подготовлявшейся агрессией последнего. Яков II много интересовался флотом. Он сам был моряком и командовал флотом в сражениях при Ловестофте и в Соутвольдской бухте и знал его действительно невысокое состояние. Вот почему меры, немедленно принятые им для восстановления его, были глубоко продуманы и целесообразны. За три года его царствования было сделано многое для подготовки оружия, которое было обращено против него и его лучших друзей.
