Книга Чёрная сова - Сергей Алексеев

Конюх встал, словно побитый, однако сказал уверенно:

— Он не виноват. Он глаза смотрел.

— Кто не виноват? Капитан?

— Кыс не виноват, глаза смотрел. Дух дна земли себе брал. Шаман стал злой.

Андрей толком ничего не понял.

— Уж не разжалобить ли ты меня хочешь, Мундусов? Вы тут нагнали мистики, напридумывали хрен знает что вместе со своим капитаном! Если собрался везти меня к конокрадке, значит, знаешь, где живёт?

— Знаю. Куй живёт пещера, дно земли.

— И капитан знает?

Конюх поднял и опустил виноватые глаза.

— Знает...

— Так вот пусть сам и едет на этот куй!

— Капитан ехать нельзя. Дух не пускает.

— Ну а я-то здесь с какого бока? Слушай, Мундусов, вали-ка ты отсюда! Некогда с тобой возиться. Если бы ты мне коней привёл...

Мундусов подковылял на кривых ногах к своему коню, привязал повод второй лошади к луке седла.

— Поеду ары-бери, скажу шаман: Терех-ада казыр, сам злой.

— Обязательно скажи! И пусть лошадей пригонит!

Конюх тяжело, не по-кавалерийски залез в седло, кое-как поймал ногами стремена.

— Он глаза смотрел, и дух поймал, — проговорил скорбно. — И стал, как мегиртке. Чёрный сова.

— А это что такое? — спросил Терехов. — Маргаритка? Цветок?

Мундусов растопырил руки.

— Птица такой ночной. Сова! Видел, летает! Коготь — о!

Показал скрюченные пальцы, хлестанул плетью лошадь и помчался галопом куда-то на северо-восток. Андрей проводил его взглядом, перетирая в уме последние его слова и переводя их во вразумительное звучание. Выходило, что дух ископаемой шаманки вселился в Ланду, когда она посмотрела в глаза мумии. И это почему-то щекотало нервы, мороз бежал по спине. Правда, Терехов на снимках мумии никаких глаз не видел, были пустые, выгнившие глазницы в почти голом черепе, и впрямь отдалённо напоминающие круглые совиные глаза. Эти мысли стали тоже навязчивыми, как и все другие, приходящие во время однообразной и туповатой работы.

Грозовая снежная туча вроде бы уходила на юг, однако к вечеру сделала полукруг, иногда в прорехах показывая голубое небо, и вернулась, сыпанув опять колючей, мелкой крупой. Можно было уже не ждать окончания снегопада, всё равно начинало смеркаться, и Терехов собрал инструмент. К кунгу он возвращался наугад; заметелило, как зимой, с вихрями и сплошной позёмкой. Врагу не пожелаешь оказаться в такую сумрачную погоду одному на пустынном плато!

За полчаса, пока Андрей шёл, навалило по щиколотку, и снег стал сухой, морозный, скрипучий. В небе ещё дважды громыхнуло, встречный ветер сменился на попутный, и когда в этой круговерти он различил российский флаг на крыше, вдруг тучу оторвало от горизонта и в проран дохнуло заходящее жаркое солнце. Именно дохнуло, ибо его тепло не только улавливалось лицом, но и топило снежинки. Андрей даже остановился и замер: если существуют на земле входы в параллельную реальность или порталы, как их называют «рерихнутые», то выглядеть они должны вот так конкретно, эффектно и маняще. Так и хочется побежать к горизонту, перекинуть ногу через барьер горной гряды и ступить в другой мир, где светло, жарко и не надо растапливать печь.

Сияние солнца длилось всего минуты полторы, затем небесная трещина захлопнула пасть, плотно стиснув зубастые челюсти гор и низких туч. Вмиг стало сумрачно, знобко, захотелось скорее в тепло, и Терехов сходу обогнул кунг, дабы убрать инструменты и сразу взять дров из специального ящика между колёс. Откинув его крышку, он сразу же обнаружил пропажу: топливо было на исходе, много спалили в костре на вчерашних романтических посиделках. Должно было остаться девять коротких поленьев, как раз на две топки, если экономно, однако в ящике лежало всего два и обломки барной стойки.

И только сейчас он вскинул голову: из трубы шёл едва видимый искристый дымок, сносимый ветром. Терехов захлопнул крышку, перескочил через прицепное устройство, занесённое снегом, и тут увидел пару белых коней, привязанных к поручням у входа. Они спокойно жевали овёс, у обоих на мордах висели брезентовые торбы. Белые лошади были только на заставе, да и сёдла кавалерийские, со стальными луками — неужто опять пожаловал конюх с погранзаставы, исполняющий тайные поручения шаманки?

В этот момент ближний конь встряхнулся, сбросил с себя ломти снежного панциря и стал почти чёрным! То есть тёмно-гнедым — выдавал коричневый влажный отлив на крупе...

Андрей оцепенел, как при виде небесного прорана с солнцем, и косой ветреный снегопад снова выбелил жеребца с головы до ног.

Принцесса плато Укок, хозяйка дна земли и богиня смерти, как её воспринимали алтайцы, таинственный дух шаманки, или, наконец, сбежавшая подруга Репьёва — Ланда находилась в кунге и топила печь.

16

День за полярным кругом длился всего часа три, и большую его часть Терехов просидел в комнате для допросов. Когда же привели в камеру, то в окошке под потолком начало синеть, и пока он пребывал в некотором отупении после того, что услышал от опера, небесный свет погас, и над дверью загорелась мутная лампочка за железной сеткой. В первый момент после возвращения ситуация казалась безвыходной: Алефтина из своих искупительных побуждений признала вину и заявила, что находится в розыске. А что она ещё могла сделать?

И виноват был он, Терехов: не предупредил, не научил, не заставил её исполнять строгие инструкции, например, молчать, что бы ни предъявляли и чем бы ни шантажировали, стать не только слепой — глухонемой. А не сделал этого из-за примитивной самонадеянности, даже гордыни, полагая, что сумеет провезти и доставить её на Таймыр без таких вот приключений с тюремными решётками.

На последней войсковой стажировке Терехов застрелил нарушителя, и это каким-то образом повлияло на то, что его списали в запас, лишив офицерской судьбы. Он не любил вспоминать этот случай и старался вообще вытравить его из памяти: девять часов гнал по каменистой горячей таджикской пустыне афганского моджахеда с грузом героина, несколько раз вступал с ним в перестрелку и, когда у того кончились патроны, попытался из той же самонадеянности взять живым — очень уж хотелось отличиться. Уже поздно вечером загнал в полузаброшенный кишлак, в глинобитный неказистый дом и благородно предложил сдаться. Моджахед согласился, пообещал выйти с поднятыми руками, но никак не выходил, а что-то бухтел на фарси — то ли жаловался, что ранен, то ли вообще просил помощи. Курсантов на практиках вооружали, как солдат, автоматами, и вот Терехов, выставив вперёд длинный Калашников с прикладом, пошёл по каким-то дворовым лабиринтам. И благодаря своему музыкальному слуху остался жив. Услышал тончайший звон лезвия топора, который поднимают с глиняного пола, и, самое главное, угадав природу звука, выстрелил на секунду раньше. Причём наугад, в темноту, из которой выпал убитый наповал моджахед с топором в руке.