Книга Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Каких братьев?
– Божественных. Диониса-Освободителя и Персея-Горгофона, сыновей Зевса-Олимпийца.
Можно было подумать, что Персей-Горгофон не стоит сейчас перед ним, и педагогос обращается к кому-то другому. Амфитриону стало жалко раба. Сейчас дедушка открутит ему голову. Или язык вырвет. Все остальное, кроме запретного имени, прошло мимо ушей мальчика.
– Примирение?
«Неужели дедушка не слышал?! Раб вслух назвал Косматого…»
– Великое примирение! – педагогос любимым жестом воздел палец к небу. – После долгой вражды сыновья Зевса торжественно заключили мир…
– Когда?!
– Два года назад. С тех пор этот день почитается в Аргосе праздником. А Меламп, сын Амифаона, учитель здравого экстаза, учредил для горожан «хоровод мира».
– Меламп?!
Целитель зашелся кашлем. На его лице, обычно невозмутимом, читалось: «Это не я! Я ничего не учреждал!»
– О да, именно он, Меламп Амифаонид! Невежды полагают, что это празднество – веселый танец с последующими возлияниями. Но мудрецы – о, мудрецы знают: сие действо имеет глубокий смысл, скрытый от простаков…
Персей мрачнел с каждым словом раба. Еще чуть-чуть, и Гелиос в страхе удерет за горизонт, боясь угодить под горячую руку. Прячась за спину деда, мальчик сердцем чуял: грядет беда. «Что он мелет?! – душа Амфитриона кипела от возмущения. – Дедушка никогда не пойдет на мировую с Косматым! А он говорит: два года назад. Враль! Клеветник! Почему дедушка не заткнет ему рот?» Мальчику представился родной Тиринф. Валит по улице толпа: пестрая, шумная. Горланит: «Слава Персею! Конец войне!» Вино горячит кровь: «Эвоэ, Вакх! Слава братьям!..»
– …юноши Аргоса, чья молодость и красота символизируют животворящее начало и облик, присущие Дионису. Мужи Аргоса, чья сила и зрелость символизируют несгибаемый дух и доблесть великого Персея. Хоровод, который они ведут совместно, есть символ единения бывших врагов. Второй, женский хоровод символизирует, с одной стороны, материнское плодородие, с другой же – усмиренных братьями вакханок. Мудрецы говорят, что хоровод женщин также посвящен Рее, Матери Богов…
– Хватит, – оборвал его Персей.
И первый двинулся к воротам, в обход толпы. Усталые, в пыли, они шли мимо танцующих: Персей с внуком, Кефал из Фокиды, братья-фессалийцы, Тритон, отряд Горгон, загонщики и оргиасты – многие поддерживали спасенных женщин, ибо те едва держались на ногах…
Рядом, не замечая их, шумел праздник.
У ворот тосковал знакомый стражник – мимо него Амфитрион с Кефалом проскочили, выбираясь из города. Стражника тянуло к веселью и дармовому вину. Очень хотелось показать растяпе язык, но рядом был дедушка, и мальчик чинно прошел мимо.
– Герса! Ты жива! Хвала богам!
На ходу мальчик оглянулся. Стражник сжимал в объятиях маленькую женщину – одну из спасенных. Гладил ладонью, загрубевшей от оружия, по растрепанным волосам; плакал, не стесняясь. В глазах у Амфитриона предательски защипало. От пыли, наверное. Он представил, как за миг до этого высунул бы язык, дразня стражника – и чуть не умер от стыда.
– Слава Персею! Слава Мелампу-целителю!
Я герой, подумал мальчик. Я тоже принимал участие. Вот, жену человеку вернули…
– Эвоэ, Дионис!
Радость улетучилась. Амфитрион покосился на деда, но тот словно оглох. Шел с каменным лицом, презирая суету вокруг. Казалось, взгляд Медузы давным-давно настиг Персея, но не убил до конца. Так и живет с тех пор – ходячей статуей. «У него что, ветер в голове, у этого стражника?! – мальчик готов был кинуться в драку с болваном-караульным. – Это мы его жену спасли! А Косматый ее с ума свел! Нашел дело, дурак: врага славить! Может, он просто боится Косматого? Вот и кричит «Эвоэ!», чтобы тот оставил жену в покое…»
Миновав храм Аполлона Дирадиота, Персей повел отряд по Глубокой улице, к рынку – от рыночной площади улица взбиралась на холм, к акрополю. Идем во дворец ванакта, уверился мальчик. Уж его-то дедушка точно убьет! Что Персею какая-то охрана? Да хоть вся армия Аргоса! С нами Горгоны; впрочем, дедушка и сам справится. У эфиопов он один двести человек народу перебил! Эх, жалко, дротик у Сикиона потерялся…
Аргивяне встречали их по-разному. Уступали дорогу, таращились. Детина с багровой физиономией заорал: «Слава!», но крик увял без поддержки. Старики окликали знакомых из числа загонщиков, спеша узнать подробности. Двое-трое зевак пристроились в хвост процессии. А кое-кто рванул прочь, как ужаленный. Небось, ванакту доносить побежал.
Ну и пусть!
Улица вывела к памятным местам. Святилище Пеона – здесь Меламп лечил мальчика от простуды; спуск в Медный Чертог, где Акрисий держал свою дочь Данаю, дедушкину маму… А это еще что? Мальчик даже глаза протер – на всякий случай. Нет, лишний храм никуда не исчез. Стоял, подлец, сверкал мраморной штукатуркой колонн. Да нет же, напомнил себе мальчик. Еще недавно тут торговали войлочными шляпами! Нам педагогос все показывал…
«У меня был жар! Вот и проморгал…»
Внук глянул на деда, и спасительная мысль угасла, как светильник от порыва ветра. Не осталось сомнений: Персей тоже видит храм впервые.
Круглую беленую крышу поддерживали двенадцать гладких столбов. Храм был открытым, без стен. Внутри, по центру, взору открывалась колонна, сплетенная из множества змей. Свиваясь, змеи стремились ввысь. Под крышей, меж их разинутых пастей, покоился медный треножник. У основания колонны блестел алтарь из зеленого мрамора, украшенный резьбой – плющ и лозы винограда. Ко входу вели три низкие ступени. Добрая примета – ступить правой ногой на первую, и правой же на последнюю…
– Чей это храм?
– Вопрос, достойный мудрецов! – раб-педагогос, ясное дело, не преминул увязаться следом. – Толос[79], которым вы любуетесь, посвящен Дионису Благосоветному. Воздвигнут он по указанию Персея Горгоноубийцы. Строительство велось под руководством…
– Когда?
Раб понял вопрос правильно.
– Храм был заложен два года назад. Руководил стройкой истинный светоч мудрости, достопочтенный Меламп Амифаонид, завершив ее в течение года.
Светоч, бледный как смерть, попятился.
– Обратите внимание на фриз. С западной стороны мы можем видеть деяния Персея в войне против Диониса. Итак, Персей истребляет галий – морских менад; Персей гонит вакханок на перевале Трет; Персей разит сатиров… Восточная же часть фриза посвящена деяниям Диониса. Слева направо: Дионис карает Ликурга, Дионис карает Пенфея, Дионис карает тирренских пиратов…
– Папаша! – выдохнул Тритон, уставясь на фриз.
«Вот так и сходят с ума, – подумал мальчик. – Эвоэ, Косматый! Что у них тут, два года прошло? Пока мы по горам бегали?»
