Книга Голубая роза - Яна Темиз

– Да нет, не «или», – засмеялась его собеседница, – с сексуальной ориентацией у него все в норме. Вы, наверно, удивлены, что меня это не шокирует? Но знаете, когда много занимаешься мировой литературой, то узнаешь о самых разных сторонах жизни.

– Говорят, вы и студентам рассказываете всякие кошмары. Об Оскаре Уайльде, например. И о Байроне. Он действительно был в связи с собственной сестрой?

– Да вы просто Шерлок Холмс! Когда это вы успели выяснить такие подробности? И почему вы собираете сведения обо мне? Вы что, меня подозреваете? – откровенно веселилась Айше.

– Ну, сведения-то я получил о Байроне и об Оскаре Уайльде! Вряд ли они мне помогут. Но я, кажется, понимаю, почему вашим докладом заинтересовались. Вы очень… нестандартны, госпожа Айше. А правда, что Байрон бывал в нашем Измире?

– Правда! Может, где-нибудь здесь, неподалеку, это же старая Смирна, он закончил одну из глав своего знаменитого «Чайльд-Гарольда», а у нас никто, совсем никто об этом не знает! И никого не интересует…

– Ну, ваш Байрон же не рок-звезда и не футболист! Кому он нужен в нынешней Смирне?

Разговор их тек сам собой, и обсуждение деталей дела перемежалось лирическими отступлениями, которые Айше сочла бы пустой тратой времени и бумаги, если бы описывала их в детективе. И только когда им принесли кофе и они поговорили о чулках и микрочастицах, Кемаль решил, что надо приступать к выполнению служебных обязанностей. Вытянуть хоть что-то об этой Сибел, которая якобы видела девушку, а кого она могла видеть в шесть часов? И сделать это незаметно, хотя и неприятно играть со ставшей правдивой Айше в эти сыщицкие игры.

Как бы обмануть ее поизящнее? Она это заслужила.

Писательская фантазия – годится ли такой заход? Если Айше и почудился в его вопросах какой-то подвох, то она не успела на этом сосредоточиться, потому что все ее внимание вдруг устремилось в одну точку.

– Господи, как же я забыла! Покажите скорее эту фотографию, вдруг я что-нибудь вспомню! А Сибел со временем не ошибается, этого просто не может быть. Вы ее не знаете! У нее весь день по минутам расписан, она математик, причем хороший: все лекции мужу сама пишет. Если она говорит, что в шесть, значит, ровно в шесть.

– Если она не могла ошибиться во времени, то могла спутать нашу девушку с другой? – предположил Кемаль, доставая фото и протягивая ей.

– Не знаю. Может быть, и могла. Но она вела себя так, как будто была абсолютно уверена, что видела именно ее. Да и вряд ли такую внешность спутаешь, – вглядываясь в изображенное на фотографии лицо, машинально говорила Айше. Ее почему-то не интересовало, спутала ли Сибел девушку и зря ли впутала ее, Айше, в эту историю: гораздо интереснее и важнее было понять, что же ее беспокоит на этой и так небольшой, да еще и наполовину отрезанной картинке. Столбики террасы, цветущая бугенвиллия, летнее небо – нет, ничего нет, кроме неясного ощущения. Вот еще понять бы – какого?

Откуда-то из глубины сознания вдруг снова возник легкий страх, не такой, какой испытываешь, читая детективы в пустой, полутемной квартире, а более реальный, как при неизбежном входе в неосвещенный, но свой собственный подъезд, такой, который не отбросишь усилием воли, сказав себе: это происходит не со мной.

«Это происходит со мной! Я должна что-то вспомнить и понять, почему и чего я боюсь. Это ощущение уже было сегодня. Да, когда он сказал… что он сказал тогда в машине?»

Кемаль внимательно следил за ее изменчивым, отражающим какие-то неясные чувства лицом: она не беспокоится по поводу Сибел – наверное, это означает, что ее рассказ – на этот раз чистая правда. Непонятно только, зачем эта ее соседка лжет? Создает кому-то неуклюжее алиби? Но почему она тогда не побоялась втянуть в это постороннего человека – Айше? Он видел, что Айше старательно всматривается в фото и прислушивается к себе, но внезапное озарение или воспоминание на ее лице не появлялось.

– Нет, – наконец огорченно произнесла она. – Не получается. Наверное, ничего важного. Потом вспомню, а окажется, что это никому не нужная ерунда. Я закурю, ладно?

– Конечно, – поспешно согласился Кемаль, забирая у нее фотографию и доставая пачку сигарет. – Я ведь тоже курю, – зачем-то добавил он. «Не то что ваш правильный доктор», – продолжил бы он, если бы такие вещи было принято говорить вслух.

– Спасибо, не нужно, – отказалась Айше, подтягивая к себе сумочку, до этого спокойно висевшую на спинке стула. – Я люблю свои сигареты. Только не надо расценивать это как проявление феминизма.

– Хорошо, не буду, – Кемаль наблюдал за движениями ее рук, видел сверкание бриллианта (не на том пальце! и она же сама сказала, что не выйдет за него замуж!), смотрел, как она открыла красивую маленькую сумочку и первым делом извлекла из нее тонкую, сложенную вдвое папку с бумагами. Видимо, эта папка ей мешала, потому что она с некоторым раздражением положила ее сбоку от тарелки.

Достав сигарету и закурив ее от вовремя протянутой Кемалем зажигалки, она чуть было не повесила сумку обратно, но в последний момент вспомнила о выложенной папке.

– Терпеть не могу носить в сумке бумаги! Обычно складываю их в отдельную папку или в крайнем случае в пакет. Это мне брат поручение дал: отнести Сибел исправленный проект контракта на покупку той самой злосчастной квартиры.

Она попыталась сложить папку как раньше, но скользкая пластиковая поверхность не пожелала дождаться того мгновения, когда Айше перехватит ее по линии сгиба и сунет обратно в сумку. Случилось это потому, что Айше не удосужилась отложить сигарету и два пальца одной руки не могли принять участия в деле складывания папки, или потому, что кто-то свыше, управляющий событиями нашей жизни, решил осложнить одну из подчиненных ему сюжетных линий, или потому, что Айше была радостно возбуждена и устала после длинного, полного переживаний дня, а Кемаль так внимательно следил за ее руками, – но папка гибким движением гимнастки разогнулась и ее содержимое перестало быть тайной. Несколько листов с текстом соскользнули под стол, и Кемаль уже наклонился было за ними… когда через прозрачную пластиковую обложку увидел маленький квадратный листочек желтого цвета с записанным на нем длинным номером мобильного телефона. И хотя он был частично загорожен сдвинувшимся листом бумаги, и хотя на свете полным-полно желтых квадратных записных книжечек с легко отрывающимися листочками, и хотя Айше уже не была для него подозреваемой, Кемаль был абсолютно уверен, что этот листочек – не один из безобидного множества повсеместно продающихся, а тот самый, с тем самым телефоном, с тем самым почерком, из той самой сумочки, которую, обыскав, бросили в просторной комнате с балконом около уже не видящей этого владелицы.

Он подобрал с пола рассыпавшиеся бумаги, думая о том, что вот сейчас встретится с ней глазами и к этому моменту он должен выбрать себе линию поведения. Версии? Самая приятная: она ничего не знает, папку дал ей брат, она этого листочка не видела и абсолютно невинна. Соблазнительно, но верится с трудом.

Менее приятная: она знает что-то о ком-то, кто ей небезразличен (скажи уж честно: дорог!), и помогает ему чем может – в том числе и постоянной ложью.