Книга Русские боги - Дмитрий Казаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неплохо, – согласился Сергей, – у меня когда такое настроение, то хочется читать стихи…
И он начал декламировать нарочито дурашливым голосом:
Трубит, трубит погибельный рог!
Как же быть, как же быть теперь нам
На измызганных ляжках дорог?
Вы, любители песенных блох,
Не хотите ль – пососать у мерина?
Полно кротостью мордищ праздниться,
Любо ль, не любо ль – знай бери.
Хорошо, когда сумерки дразнятся
И всыпают нам в толстые задницы
Окровавленный веник зари.
– Ладно тебе, – сказал Олег. – От таких стихов только живот пучит и в голове туман поднимается.
– Для чего и писались.
– А ты сочиняешь еще? – спросил Игорь.
Лицо Сергея стало страшным, глаза побагровели, щеки залила мертвенная бледность, а губы затряслись. Когда он заговорил, то изо рта его вместе со словами полетели капельки слюны:
– Ты, сука! Как смеешь ты меня спрашивать о таком?! Кто ты такой, тварь, чтобы мне задавать такие вопросы!
Игорь опешил, невольно вжался в стенку купе.
А Сергей продолжал говорить, глядя на Игоря с ненавистью и размахивая кулаками:
– Восемьдесят лет! Восемьдесят сраных поганых лет без единой строчки! Ты можешь это представить? Ты, плесень человеческая! Нет, ты не можешь этого представить! Я пытался, как я пытался?! Я резал себе руки в кровь, я головой бился о стены, я молился! Но я не смог, ничего не сумел!
– Ты… – попытался вмешаться Иван.
– Заткнись! – взвизгнул Сергей. – Раньше я был божьей дудкой, и сам господь наигрывал на мне мелодии, понятные всем! Я делал то, что ярче, чем жизнь! Что живее, чем жизнь! А теперь не могу! Как я ненавижу вас, живых… И тебя, сука, ненавижу! Перегрыз бы горло!
И он рванулся к Игорю, не обращая внимания на то, что между ними столик. Тот испуганно дернулся, вскинул руки. Зазвенела упавшая бутылка, вскочил с места Иван. Схватил Сергея поперек тела и швырнул его обратно.
– Э, что тут у вас? – дверь купе открылась, внутрь заглянул обеспокоенный проводник. – Ой!
– Ничего! – рявкнул повернувшийся к нему Иван.
– Наш товарищ немного перенервничал, – сказал Олег. – Но сейчас он успокоится, и все будет в порядке.
– А, ну ладно, – дверь закрылась, и проводник исчез.
Сергей заплакал, уткнувшись лицом в ладони и вздрагивая худыми плечами.
– Чего это он? – запинаясь, спросил Игорь.
Остатки испуга еще булькали внутри, словно пузырьки в бокале шампанского.
– Ты затронул очень болезненную тему, – холодно проговорил Олег. – Дело людей – творить и изменять, и оно нам недоступно. Мы можем лишь хранить и поддерживать.
– И в этом наше сходство с одержимыми, – добавил Иван. – Творить – значит меняться самому, а мы неизменны. Поэтому не в состоянии создать ничего нового. Я ведь тоже пытался писать… эх, чего уж там, – он вздохнул, похлопал Сергея по плечу. – Пошли, бедолага, умоемся.
Он вскрыл один из пакетов с бельем, вытащил оттуда полотенце и увел Сергея.
А Игорь принялся застилать верхнюю полку.
К Донецку подъезжали в густом тумане.
В белой пелене смутно двигались тени домов, виднелись купы деревьев, пару раз мелькнули конические, совершенно голые холмы необычайно правильной формы.
– Что это? – спросил Игорь, когда такой холм показался в третий раз.
– Терриконы, – ответил Олег. – Отвалы пустой породы, что из-под земли вынута. В этих местах шахта на шахте, и большинство – брошенные.
Проводник принес четыре стакана с чаем, Иван выложил на стол пакет с оставшимися пирожками.
– Ты уж прости меня, – сказал Сергей, глядя куда-то в пол. Сегодня он выглядел необычно хмурым, то ли с похмелья, то ли из-за плохого настроения. – Я вчера погорячился… такое со мной бывает.
– Ладно, забыли, – ответил Игорь, помешивая чай.
Гнева он не чувствовал, только удивление. Казалось странным, что такое существо, много более умелое, чем человек, живущее невероятно много, может впасть в банальную истерику.
Иван проглотил пирожок мгновенно, точно удав – воробья. Со смаком отхлебнул из стакана и спросил:
– Куда мы, кстати, сегодня отправимся?
– В сумасшедший дом, – ответил Олег.
– Что? – Сергей фыркнул.
– Тот, кто нам нужен, обитает именно там. Сомневаюсь, правда, что лечится. Скорее прячется от себя самого, как в монастыре.
Игорь подумал, что сюрпризы не закончились.
– Но-но, – Иван погрозил толстым пальцем. – Ты монастыри с психушками не путай! Грех это. Хотя ты бесов сын, тебе какая разница?
Допили чай, проводник забрал стаканы, а вскоре из тумана выплыл вокзал Донецка – лавочки, аккуратные газончики и невысокое, сильно вытянутое здание. Когда вылезли на перрон, Игорь невольно поежился от утреннего холодка, глянул на восток, где тусклым багровым шаром висело солнце.
Олег отмахнулся от бросившегося к нему таксиста, сказал:
– Торопиться нам некуда. В такой ранний час посетителей вряд ли пускают. Пойдем где-нибудь позавтракаем.
Подходящее заведение, называвшееся «Картопляна хата», обнаружилось буквально в двадцати метрах от вокзала. Прошли внутрь, взяли подносы и двинулись вдоль длинной стойки.
Тут были блюда в основном из картофеля, но помимо них и та снедь, что обычно готовят в заведениях самообслуживания. За стойками, в отличие от Москвы, стояли не гости из солнечной Средней Азии, а девушки вполне славянской внешности.
– Что будете? – спросила одна из них у Сергея. – Мясо, рыба, курочка… Шашлычок вот хороший… Чего вам положить?
– Того, чем нельзя отравиться, – улыбнулся тот. – Шучу, красавица, шучу. Так, дайте мне вот это…
Игорю, как обычно, есть с утра не хотелось, и он ограничился кофе и парой салатов.
Выбрали стол у окна, Сергей вытащил из кармана пачку сигарет, закурил.
– Давненько я не ел в таких кабаках, – сказал Иван, разглядывая обстановку «под украинскую хату»: связки лука под потолком, фальшивые окошки на стенах, плетни вместо загородок.
– Привык к хорошему, – покачал головой Олег. – Вообще мы все привыкли. А о народе, что нас породил, забыли.
И в этот момент вопрос, что последние дни беспокоил Игоря, окончательно оформился.
– Чего вы хотите, чего вы добиваетесь, созывая синклит? – спросил он. – Да, душевный подъем у народа и все такое. Но для чего он? Что должно произойти, чтобы ты, Олег, и остальные остались довольны?
Олег почесал подбородок, Иван удивленно хмыкнул. А Сергей раздавил сигарету в пепельнице и сказал: