Книга Укротители демонов - Дмитрий Казаков

— Есть где-то в горах такое тайное место — Шао-Блинь! Там готовят этих… великих воинов. Правда, я всегда думал, что людей.

Сообщив эту сомнительную информацию, возница резво выбрался из-под телеги. Студентам ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Вот и все! — сказал Арс и прочувствованно шмыгнул носом. — Родина!

С вершины бархана, через который с тяжким скрипом только что перевалила телега номер восемнадцать, стала видна граница Лоскута, точнее — его угол, где сходились вместе четыре куска Лоскутного мира.

Желтый песок обрывался резко, на той границе, что положили ему боги, и дальше на право уходила степь. Колыхались под ветром стебли ковыля и торчала на горизонте одинокая кибитка.

На восток расположилось море. Волны с шумом набегали на песчаный берег, облизывая его сотнями мокрых языков.

А между морем и степью, соприкасаясь с пустыней углами, втиснулся довольно густой лес. Стволы стояли сплошной стеной, через которую с трудом протиснулась бы и белка.

Для торговых обозов оказалась проложена просека. Телеги одна за другой медленно втягивались под сень деревьев, окунаясь в густой лиственный запах.

— Сколько деревьев, в натуре, — почесывая могучий затылок, доходящий у него почти до бровей, проговорил Рыггантропов. — В жизни не думал, что их бывает так много…

Йода, явно соглашаясь, удивленно шипел и впечатляюще шевелил мохнатыми ушами.

К Тили-Тили после нападения осасинов все стали относить с опаской и уважением. Сам Молоток с Отбитой Ручкой слащаво улыбался ему, напоминая бородатого кота, опившегося валерьянки. Наемники стыдливо старались не показываться на глаза, а возница все норовил подложить под спину «Великому Воину Шао-Блиня» самые мягкие мешки.

Йода, который большую часть пути спал, реагировал на это стоически. Похоже было, он просто не очень понимал, что происходит.

— Такой лес с помощью магии выращен вдоль всей восточной границы, — горделиво, словно он сам высаживал каждое деревце, сообщил Арс, — для защиты от кочевников!

— И что, помогает? — полюбопытствовал Рыггантропов.

— Ну, не очень, — смутился Топыряк. — Еще крепости есть…

Лесная полоса оказалась не столь широка. Дорога вынырнула из нее, чтобы упереться в мощные стены деревянной крепости. Кое-где их украшали деревянные же башни, а внутри укреплений торчало нечто непонятное, но тоже деревянное.

— Город Задрипанск, — тоном аукциониста, объявляющего очередной лот, сообщил Арс. Голос его дрожал от радости.

С деревянных стен на обоз лениво глядели воины в островерхих шлемах, а около городских ворот паслось немаленькое стало коров. Уступать дорогу они не желали. В результате поисков на пригорке был обнаружен беззаботно дрыхнущий пастух в одежде, состоящей, на первый взгляд, из одних дырок.

Он оказался безжалостно разбужен, и после длительных переговоров, которые со стороны пастуха ограничивались фразами типа «Ну и че?», «Ага» и «А вы хто?» стадо было, наконец, отодвинуто в сторону.

— Вот она, родина! — сказал Арс проникновенно, когда телега номер восемнадцать, проехав между двумя бревенчатыми башнями, оказалась внутри городских стен.

— Дома у вас какие-то странные. Что, нельзя было нормально построить? — хмыкнул Рыггантропов, оглядываясь.

Избы, составляющие основной элемент пейзажа, все до одной выглядели покосившимися. Даже храм непонятно какому божеству, возносящийся к небу пятью куполами, опасно кренился в сторону, точно перебравший сапожник.

— Это черта национального характера! — поспешно пояснил Арс. — У нас все так делают, через пень-колоду. Ну, кривовато, в смысле…

Постоялый двор тоже оказался кривым. Причем все его стены клонились в разные стороны. Как такое было возможно — оставалось непонятным, но Топыряк и тут нашел оправдание, сказав, что «умом наш Китеж не понять, аршином общим не измерить!»

Рыггантропов не знал, что такое аршин, и поэтому спорить не стал. Хотя определенные сомнения относительно душевного покоя товарища в крепкой, точно чугун, голове двоечника зашевелились.

Укрепились они после того, как Арс, спрыгнув с телеги, бухнулся на колени и принялся остервенело целовать землю, попадая точно в отпечаток конского копыта.

— О Родина! — патетически вопил он при этом. — Я вернулся к тебе!

Тили-Тили выпучил глаза и нервно задергал ушами.

— Ты чего? — поинтересовался Рыггантропов.

— Каждый китежанин — патриот! — заявил Арс, поднимаясь с колен. На штанах его остались пятна неприятного бурого цвета. — Огонь любви к Родине горит в наших сердцах и не тухнет даже на чужбине!

— А, ну-ну, — буркнул Рыггантропов, надеясь, что целованием земли все и ограничится.

Увы, его надеждам не суждено было сбыться. Арс, как любой китежанин, вернувшийся на родную землю после длительного отсутствия, намерен был отметить возвращение.

Вообще, традиция «отмечать» укоренилась на этом кусочке Лоскутного мира ужасающе давно. Отмечать можно было что угодно, от наступления нового года до удачной охоты. Почти любая встреча двух совершеннолетних обитателей Китежа мужского пола начиналась со следующего диалога:

— Ну что, отметим это дело?

— Отметим!

Причем «это дело» являлось понятием совершенно метафизическим, понять, что же это такое, не могли мудрейшие из мудрецов. Собирающиеся отмечать удалялись в ближайшее заведение, где продавали горячительные напитки, и спустя час их можно было уже не искать.

Результат поисков все равно никого бы не устроил.

— Ну что, пойдем в кабак, отметим? — сказал Арс в лучших традициях разгульной родины. — Я угощаю!

Сладкое слово «халява» способно превратить трезвенника в алчного пьяницу, а выдержанного скромника — в жадного хапугу, от деяний которого придут в ужас даже ростовщики. Но особенно много значит оно в жизни студента, для которого возможность выпить или поесть на дармовщинку иногда вопрос жизни или смерти.

— Пойдем, — поспешно согласился Рыггантропов, даже не задумываясь, откуда у однокашника, никогда не бывшего особенно богатым, взялись деньги. — А что такое кабак?

— Увидишь. Тили-Тили, идем с нами. Там будет весело, тебе понравится!

Йода покрутил головой, но все же засеменил вслед за высокорослыми спутниками. Уши его стояли толчком, а глаза шныряли из стороны в сторону, собирая впечатления.

Кабак оказался стоящим на отшибе одноэтажным строением (кривым, как и все прочие). Над крыльцом висела вывеска с изображением громадной кружки, а двери оказались гостеприимно распахнуты.

На лавочке около кабака грелись на солнышке несколько тощих, точно сушеная рыба, типов. Носы их были сизыми, глаза — мутными, а исходящая из щербатых ртов волна перегара заставляла падать на лету даже мух. Всю землю вокруг забулдыг покрывали мушиные трупики.