Книга С войной не шутят - Валерий Поволяев

Отдельно, в золоченой тарелке, добродушным щетинистым зверем высился большой ананас с аккуратно отпиленной и нахлобученной на плод макушкой.

«Али-баба, вылитый Али-баба, — посмотрев на слугу, подумала Ира, вздохнула с неясной тоской: надо было выбираться из этого вертепа. Силой, хитростью, с помощью милиции — как угодно… — А хозяин вообще ни под одно сказочное имя не подходит. В сказках таким людям не дают имен».

Хоть и подумала она про милицию, а с милицией осечка может быть: у этого сказочника там все схвачено, все, от полковника до сержанта, находятся в услужении… Значит, остаются сила и хитрость.

Поскольку в Москве в последние годы на улицах творилось невесть что, беспредел, все время надо было быть начеку, а уж привлекательной девчонке — тем более, Ира полгода ходила на курсы карате. «Полгода — достаточно для того, чтобы грамотно врезать насильнику по репе», — говорил ей тренер Александр Евгеньевич, полжизни посвятивший карате, имевший все пояса и даны, существующие на белом свет, в том числе и от самого Чака Норриса. Эту фразу Ира запомнила. Хорошо запомнила: действительно, достаточно знать пять-шесть приемов, чтобы уложить иного сластолюбца на асфальт. Впрочем, совершать такие подвиги Ире еще не доводилось…

— Вот и брудершафт приехал, — объявил тем временем лысый, перехватив столик у Али-бабы, подкатил его к тахте, на которой лежала Ира. — Пли-из!

Обнаружив, что Али-баба все еще здесь, маячит за спиной, лысый сделал досадливый жест рукой, будто отгреб от себя мусор, и Али-баба исчез.

В комнате находились два окна, оба были закрыты, хотя духота в помещении не чувствовалась — с одной стороны, спасали толстые стены, с другой, в доме была хорошая вентиляция. В следующий миг Ира обратила внимание, что сверху окно наполовину было прикрыто ребристой латунной решеткой, отлитой «с чувством, с толком», вполне возможно — опускающейся.

Лысый отставил в сторону свою костяную клюку и взял в руку бутылку. Громко прочитал название, тиснутое золотом на этикетке:

— «Мадам Клико».

Это было, как слышала Ира, одно из самых дорогих шампанских в мире.

— Вы когда-нибудь пили «Мадам Клико»? — спросил лысый.

Этого шампанского Ира не пробовала никогда, но тем не менее ответила, стараясь, чтобы голос ее прозвучал как можно суше и небрежно:

— Неоднократно!

У лысого удивленно дернулась и поползла вверх одна бровь, изогнулась кокетливой птичкой. Он покачал головой:

— Однако!

— Однако, — подтвердила Ира.

Лысый одобрительно хрюкнул, ему все больше и больше нравилась эта девушка, он выдернул из серебряного ведерка вторую бутылку. На черном литом боку бутылки мигом образовалась туманная изморозь. Лысый показал Ире этикетку.

— А эта бутылка — на порядок выше, чем обычная «Мадам Клико». Хотя шампанское — той же фирмы. Это — коллекционная бутылка, из подвалов премьер-министра Франции.

— Ну и что? Я пила коллекционное шампанское фирмы Клико из тех же премьерских подвалов. Мне отец привозил это шампанское еще в ту пору, когда о Париже вы читали лишь в книжках.

— Почему? — невпопад спросил лысый.

— Потому что вас туда не выпускали.

— А-а-а, — лысый, улыбнулся расслабленно, махнув рукой. — Зато сейчас я бываю в Париже столько, сколько хочу.

— Но в один прекрасный момент все может измениться.

— Как это? — вновь невпопад спросил лысый. Улыбка с его лица стерлась.

— Очень просто. Возьмут и перекроют все въезды и выезды. Вы же не начальник Первого европейского департамента Министерства иностранных дел, чтобы вольно ездить…

— Плевать! А сейчас надо отметить наше знакомство, — лысый открыл коллекционную бутылку, простую отставил в сторону, подхватил одной рукой один бокал, другой рукой — другой, наполнил их и, цепко держа хрустальную посуду за тоненькие звонкие ножки, двинулся к тахте, на которой лежала Ира.

Вялое сонное состояние, в котором она пребывала, уже прошло, остался лишь туман в голове, самая малость, но скоро не будет и тумана. Ира напряглась.

Лысый, продолжая улыбаться, медленно двигался к ней — шел он почти беззвучно, словно у его туфель были войлочные подошвы. Улыбка, прочно припечатавшаяся к его лицу, сделалась еще шире, увереннее: было понятно, что девочка эта никуда уже не денется.

А Ира вспоминала в эти минуты свои занятия в группе Александра Павлова. Она сейчас чувствовала каждую свою мышцу, каждый нервик, каждую жилочку, втянула в ноздри воздух, выдохнула, продолжая прищуренными, вроде бы расслабленными глазами следить за лысым.

На лбу у того появилось несколько капель пота, лысый сладостно подергал плечами, в глазах у него возник жадный блеск, возникло что-то бесовское. Ира подтянула к себе одну ногу, пяткой другой уперлась в спинку тахты, вновь бросила быстрый взгляд на дверь, следом — на окно.

Дверь украшала круглая латунная ручка, похожая на большой рыбий глаз — желтый, очень внимательный, злой, с запирающей кнопкой посередине. Резкий холод обжег ее изнутри. А что если за дверью стоит кто-нибудь из мордоворотов-охранников лысого, преданно стережет его, прислушивается к каждому звуку, доносящемуся из комнаты?

Как только она ударит лысого, охранник немедленно ворвется в комнату, и с ним она уж вряд ли справится.

Она опять бросила взгляд на дверь, потом — на оконную раму с роскошными бронзовыми шпингалетами и улыбнулась лысому лучшей из своих улыбок.

У того в ответ обмякло все лицо, превратилось в кусок теста, словно бы внутри порвалась некая веревочка, державшая лицо в сборе. Лысый готовно и радостно закивал головой, потянулся всем корпусом вперед. Ире показалось, что сейчас он упадет на тахту, и она, стремительно и молча поднявшись с места, совершила резкий длинный прыжок.

В воздухе она распласталась, будто диковинная птица, расправила крылья и в ту же секунду ударила лысого ногой в лицо.

Лысый даже вскрикнуть не успел — Ира вырубила его. В одну сторону полетел один бокал с шампанским, в другую — другой. Ира успела заметить, что из первого бокала шампанское совсем не выплеснулось, словно было приклеено к донью, а из второго вымахнуло плоским искрящимся шлейфом, так, шлейфом, и рассыпалось по полу.

Ира, услышав совсем недалеко от себя топот ног, — охранники среагировали на звяканье расколовшихся бокалов — ловко перепрыгнула через распластавшееся тело, заскользила по гладкому паркету, будто по льду. Пальцем надавила на запирающуюся кнопку в круглой пухлой бобышке рукояти и облегченно провела ладонью по лбу, сбивая набок рассыпавшиеся волосы.

В следующую секунду чье-то грузное тело врезалось в дверь и запыхавшийся густой бас прокричал:

— Шеф!

Шеф лежал на полу, не двигаясь, высоко задрав заострившийся, будто у покойника, подбородок.

— Шеф!