Книга Тринкет - Ольга Батлер

Окрестности потряс неслыханный прежде вопль. Дракон рухнул на землю: в его боку торчал вонзённый Зеленым человеком шпиль от башни замка.

— Ура! — закричала толпа и в ужасе бросилась врассыпную, потому что чешуйчатая туша поднялась, покачалась из стороны в сторону.

Но монстр снова упал. Его глаза посмотрели на людей с ненавистью — прежде, чем навсегда затянуться желтой пленкой.

— Зеленый человек убил дракона! — понесся крик над королевскими лужайками.

— Зеленый человек убил дракона! — разлетелось на голубиных крыльях по королевству. Одна хорошая новость означала и другую: добрый великан проснулся, Элэнд снова под его защитой.

Зеленый человек скромно опустил голову, но услышал летящих птиц и обернулся, прикрываясь от яркого солнца: к нему приближалась королевская почтовая карета. Совершая круг почета, счастливая принцесса с развевающимися волосами помахала ему из окошка, и толпа внизу ахнула, потому что великан залился краской. Как такому большому скрыть смущение? Даже испарина, выступившая на его лбу, видна за милю.

Добрый гигант не стал дожидаться новых благодарностей. Он вырвал из своей груди — оттуда, где находилось сердце — самый большой красный цветок, протянул его принцессе, поклонился ей и ушел в Большой лес.

В замке стонали раненые. Те, кто остался целым и невредимым — дети и старая Азалия в том числе, отложили радость на потом: они перевязывали их раны. И только Мэри, неудавшаяся невеста в перепачканных фате и платье, бесцельно бродила среди чужих стонов.

— Мне требуется срочная консультация психоанатилика, — повторяла она.

— Принеси-ка лучше бинты, — с укором сказала ей Азалия. — Поможешь людям, и самой легче станет.

Справедливые слова матери привели Мэри в бешенство.

— Вот вам на бинты! — она разодрала свою прозрачную фату и, не в силах успокоиться, запустила своей свадебной туфелькой в стену.

В пустом библиотечном зале тоже раздался звук падения — это нарисованный старик в колпаке уронил флейту на маленький круглый столик у стены. Все портреты повернулись к нему. Их лица были припудрены обсыпавшейся с потолка штукатуркой, у некоторых покосились рамы.

— Мои извинения, — закряхтел старик, высовываясь наружу. Дотянуться до инструмента не представлялось никакой возможности.

Портреты сочувственно помолчали, потом все-таки решили продолжить свою негромкую дискуссию. Один взял слово, обратившись к слушателям:

— Благородные коллеги! Я искренне симпатизирую большей части того, что сказал благородный лорд, и признаю его обеспокоенность тем, что мастерство в данной области приходит в упадок.

Но оратора не очень внимательно слушали — вельможи наблюдали, как их коллега с носом-сливой старался дотянуться до флейты на столике. Когда его попытки увенчались успехом, раздалось дружное одобрительное гудение, даже аплодисменты, и флейта закочевала по стене — от портрета к портрету, пока не попала в руки законного хозяина.

— Это самый главный вопрос сегодняшней повестки дня. Наша ответственность находится именно на том уровне, который благородный лорд описал, — последние слова невезучего оратора утонули в невероятно фальшивой мелодии флейты.

— Покорнейше прощу прощения, — сказала голова в колпаке. — Я проверял. Инструмент в порядке!

Портреты заулыбались. И только длинноволосый оппонент старика проворчал, прикрывши рот ладонью:

— Ну что за нелепый, смехотворный фанфарон!

Истмонстер был полуразрушен, но не выглядел печальным. Даже статуи в парке поменяли свои позы и заметно приободрились, а черные фонтаны стали прозрачными. Стражники у дверей замка снова показались пустыми латами, больше они никому не угрожали. Ворота замка были широко распахнуты — кто угодно мог пройти на запретную территорию, чтобы посмотреть на убитого дракона и потрогать его чешую.

Запах кремния постепенно улетучился — деревья в парке запахли цветами и фруктами. В воздухе появился приятный внутренний гул — как будто только что закончил играть орган и хор певцов гудел, не размыкая губ: «Мммм».

А на черепичные городские крыши вернулись живые птицы. Темно-зеленые, рубиново-красные, оранжевые — каждая птица держалась своей стаи и своего цвета. Были там и синие голуби. Всё говорило о том, что эпоха несчастий закончилась. И очень хотелось в это верить.

Глава двадцать седьмая

Кто съел гусутленка

— Что, ты один сразу от шести паяцев отбивался? — с недоверием спросил Джордж, когда Питер закончил рассказ про свои ночные приключения в «Перепелке и уже».

— Ну, может, не со всеми сразу дрался… — Питер понял, что уж слишком приукрасил. — Короче, они поодиночке выезжали и нападали на меня. А я в ответ — вжик, вжик — меч так и свистел в руках.

— Какой еще меч? — хохотнул Джордж.

— Никакой, — обиделся Питер.

— Надувной?

Питер молчал, молчал, потом улыбнулся — ну не умел он сердиться долго:

— Вы, Джордж Скидмор, меня тоже разочаровали, должен признаться. Что за колокольчик из вас получился?

Посмеявшись, оба подошли к Брэнде, которая кружилась на лужайке перед замком.

Девочка представила себя ярмарочной каруселью — с фонариками и музыкой. На круг, где стоят деревянные лошадки и ламы, она мысленно поставила новых знакомых, повстречавшихся ей в волшебной стране.

Старый Калум гудел в рожок, собирая голубей; фрау Кемпке держала в одной руке чашку чая, в другой — начатое печенье, откушенный кусочек уже таял за ее оттопыренной щекой; нервный мистер Друвит стоял рядом со своей пароочистительной машиной, Матильда разворачивалась с полным воды ведерком, а разбойники надевали кожаный чехол на клюв археоптерикса. Да, еще была Гусеница из кегельбана. Свободного места не осталось, поэтому Брэнда подвесила ее сверху.

На вершину она посадила замечательного почтового голубя — Настойчивого. А крутил карусель добрый гигант с изумрудными глазами — Зеленый человек.

Вся эта компания вертелась быстрее, быстрее — пока не слилась в разноцветное пятно. Брэнда зажмурилась.

— Ты по-прежнему мечтаешь стать принцессой? — спросил ее Джордж.

— Не-а, — сестра покачала головой. Она теперь знала про нелегкую жизнь принцесс, поэтому решила остаться обычной девочкой.

— Августина идет, — шепнула Брэнда мальчишкам. — Поклонитесь.

Книксен у нее получился замечательно.

— Еще чего, — возмутился было Питер, — я не придворный!

Но приближавшаяся нарядная толпа производила сильное впечатление. Окруженная свитой Августина важно улыбалась, а ее придворные забавно покачивались при ходьбе и держали глаза полузакрытыми, выпячивая губы, словно для поцелуя — таковы были правила хороших манер. Сконфуженные Джордж и Питер замерли с неуклюже опущенными головами, как будто высматривали что-то в траве. Вот уже несколько дней они не виделись с принцессой — в королевстве был траур по погибшим.