Книга Бархатные тени - Андрэ Нортон

Но мое желание не в силах было его вернуть. А до его приезда ответственность за Викторину полностью лежала на мне, и я не могла переложить свою ношу на плечи миссис Плезант. Поэтому сейчас моей первейшей обязанностью было найти Викторину, и надеяться, что она стала разумнее.

Не было времени простирать руки, взывая к небесам на дурацкий манер героинь сентиментальных романов. Наступил момент собрать все мое мужество и силу, чтобы мыслить ясно.

Простое дело – одевание утомило меня, и я поняла, что сильно проголодалась. Только теперь я заметила на комоде поднос с несколькими накрытыми блюдами.

То, что я обнаружила, приподняв крышки, являло собой странную смесь, словно бы собранную из остатков после банкета. Там были крабы, фаршированные мясом под острым соусом и гарниром из рубленных крутых яиц. Холодные бобы с какой-то другой пикантной приправой и рядом – ломтик ветчины. А еще – пирожное с орехами. Необычный подбор, но все было превосходно приготовлено, так что я съела завтрак до последней крошки. К стакану с вином я не прикоснулась. Возможно, мою недавнюю сонливость вызвала «настойка из клевера», сейчас же я не хотела ничем притуплять свой мозг.

Так подкрепившись, я стала думать, как бы вырваться из комнаты. Сабмит не возвращалась, и нигде не было заметно ни звонка ни кнопки. В том, чтобы молотить в запертую дверь или звать из окна, я не видела смысла.

Любопытство толкнуло меня повнимательнее изучить комнату. К окну приближаться я избегала. Оно, правда, было занавешено, но ткань была тонкой. Нельзя, чтобы кто-нибудь внизу мог увидеть, как «больная» ходит. Я как раз прилагала очередное усилие, чтобы не проходить мимо окна, когда случай послал мне новое открытие.

Хотя, отправляясь в эту экспедицию, я обулась в самые прочные башмаки, они все же не были предназначены для таких тяжелых испытаний, что выпали им в последние часы. Когда я поворачивалась, оторвавшаяся набойка зацепилась за ковер. Пошатнувшись, я схватилась за стену, и панель подалась под моей рукой!

В испуге я отшатнулась. Но от нового толчка отверстие стало еще больше. Приглядевшись, я поняла, что передо мной низенькая узкая дверь.

Несколько осторожных опытов дали мне понять, что дверь открывается так легко, значит, не стоит предполагать, будто я наткнулась на какой-то забытый ход. И возраст дома был не таков, чтобы предположить наличие в нем древних и ужасных потайных ходов. Поскольку на той стороне не было ни задвижек, ни замков, я решила, что могу рискнуть пройти по нему хотя бы немного. Но мои юбки оказались слишком пышными, чтобы протиснуться в такой узкий коридор.

Окончательно осмелев, я ликвидировала помеху, скинув верхнюю юбку своего платья и запахнувшись ради приличия в плащ. Вооружившись свечой, я устремилась внутрь. Да, коридор был узок, и я правильно поступила, что избавилась от части одежды.

Поначалу, насколько я могла судить, ход шел параллельно коридору. Затем я ступила на ступеньку лестницы, где от мерцающей свечи было мало толку. Дальше я двинулась с удвоенной осторожностью, предваряя ощупью каждый шаг.

Так я спустилась на второй этаж, надеясь найти там выход. Отзвук голосов насторожил меня. Прикрывая свечу ладонью, я осторожно вгляделась во мрак перед собой. Там я увидела отблеск света и подкралась к щели, что была на уровне глаз. Хотя поле моего зрения было ограничено, я обнаружила, что заглядываю в ту самую гостиную, где была при первом посещении этого дома.

Прямо передо мной были кресла и камин. Я видела их так ясно, что убедилась – щель была сделана специально.

Щель давала возможность не только видеть, но и слышать. И тут я окаменела от изумления. Миссис Плезант сидела в кресле, в котором я ее уже видела, элегантная и радушная – знатная дама, принимающая утренний визит. Она излучала симпатию.

Напротив нее, в другом кресле сидела женщина, явно далекая от спокойствия души и тела.

Миссис Билл!

Хотя на ней было настолько простое платье, что в нем могла бы выйти на улицу работница, и шляпка в том старомодном стиле, что предпочитала миссис Плезант, плотная вуаль ее сейчас была откинута, открывая измученное лицо, по которому сейчас безошибочно определялся ее возраст. Это лицо, прежде выхоленное с таким старанием и искусством, было теперь опустошенным и постаревшим. Вид у нее был такой, будто она только что вышла из спальни после тяжкой болезни.

– Говорю вам, это не может так продолжаться! – голос ее был хриплым, словно она несколько часов непрерывно плакала. Да и глаза у нее были красные, а веки опухшие и воспаленные. – Она… она… такая…

– Какая есть, – спокойно сказала миссис Плезант.

– Она такая, какой ее сделала я, хотели вы сказать? – Миссис Билл конвульсивно сжала руки. – Клянусь вам, у меня не было выбора! Во всем виновата эта проклятая лотерея. Я была в таком отчаянии. Джеми умер так неожиданно, и мне не к кому было обратиться. Мистер Соваж ясно дал понять, что не желает иметь со мной ничего общего – а это было еще до того, как он узнал о Джеми. Потом все начали болтать про чудесные шансы на золотых рудниках Америки, лотерею акций, только те, кто желали получить их, должны были приехать сюда, чтобы сделать заявку. Говорили, сам император попытал счастья… Брат Джеми дал мне денег для покупки акций. Я верила, что он желает мне добра. Только много позже я поняла: все родственники Джеми боялись, что я стану требовать нечто и для Викторины, и это вызовет скандал. Джеми на смертном одре просил их позаботиться обо мне, но я никогда им об этом не напоминала. Они думали, что если я останусь во Франции, я смогу… я не знала… Bon Dieu, как могла я знать, что власть имущие предназначают эти проклятые акции для особых целей – избавиться от тех, кто может вызвать проблемы. В старые времена у французских королей было право «lettres de cachet» – те, кто был в фаворе, получали чистый ордер и могли, вписав в него имя своего врага, заточить его без суда в тюрьму на всю жизнь. Семья Джеми использовала эти акции с той же самой целью – выслать меня за море умирать от голода или гнить в канаве. Их вполне устраивало и то и другое. А я от большого ума поверила, что мне повезло. – Она глухо засмеялась. – Я оставила Викторину своей кузине – немыслимо было подвергать маленького ребенка опасностям такого путешествия. Я должна была составить себе здесь состояние и затем вернуться за ней, и тогда все у нас снова будет хорошо. Я мечтала как дура… я и была дурой. Господи, как я мечтала! Но когда я приехала сюда, наступило отрезвление. Лотерея оказалась блефом, ничего здесь не было. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось… Нет, я не могу произнести! В Европе я была дамой с положением, с именем, а кем я стала здесь? Вся моя родня подобрала бы юбки, лишь бы случайно не коснуться меня. Я знала, что должна забыть оВикторине – она была, в конце концов, в безопасности, – забыть, кем я была раньше… Вы нашли меня в этом проклятом доме, дали мне надежду и новую жизнь. Я больше не была «Фифи», я снова обрела положение и безопасность… почти. Но я не могла вернуться домой – было слишком поздно. Я тайно пересылала деньги и время от времени получала известия: Викторине хорошо, она счастлива. Затем о ней прослышали Соважи. Что я могла сделать? Только ждать того дня, когда жизнь моя рухнет и я снова скачусь в грязь. Я увидела ее… и она узнала меня, узнала с ненавистью. Я прочла это в ее лице, ее глазах. Она писала мне эти записочки, каждая – как нож в мое сердце. Она… она стала чем-то таким… я не нахожу слов, чтобы сказать, какая она сейчас. Только когда я гляжу в ее лицо, под этой ангельской маской я вижу зло, мерзкого дьявола, что вселился в нее. И жду, чтобы хоть что-нибудь… не знаю что… спасло меня от гибели.