Книга Между любовью и любовью - Галина Лавецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, мне очень хорошо! И школа, и друзья. Но мы здесь все вместе, нам весело, а папа там совсем один. Знаешь, Алик, мне всегда так жалко папу. Он очень добрый и такой необыкновенный! Мой папа делает замечательные открытия, а о нем в Америке никто не заботится. Приходит убираться женщина, которая даже по-английски не говорит, только по-испански. Они друг друга просто не понимают. Папа смеется, когда рассказывает, а мне грустно. Разве так должен жить настоящий ученый? И он такой рассеянный, может целый день не есть. Анна Степановна рассказывала, что ему нужно обо всем напоминать. А я уже умею кое-что готовить, меня тетя Люба научила. Она говорит, что мы большие и должны хоть что-то уметь. Ирка не хочет, а мне нравится. Я и салат умею делать, и для винегрета все нарезать, еще вот суп научусь варить. Понимаешь, почему я хочу с папой жить? А не оттого, что мне Нью-Йорк нужен.
Вика прислушивалась к разговору, видела нежность на лице Алика и серьезное личико дочери. Да уж, действительно, какой-то солнечный свет, а не девочка. Двенадцать лет, а сколько доброты и ответственности! Зато Ирочка заявила всем, что если в Нью-Йорке ей не понравится, если дети в школе будут противными, а учителя строгими, она сразу же уедет в Москву.
– Конечно, ты привыкла, что в школе все вокруг тебя прыгают, поэтому и не знаешь ничего. А там никто не будет тебе за красоту оценки завышать. Придется засесть за учебники. Уедет она! Что? Одна жить будешь? – горячилась Анечка.
– Уеду, вот увидишь! Буду жить с бабушкой и дедулей. Или с мамой. Она же меня не бросит, со мной поедет. А ты с папой живи, американка!
– Эх, ты! – укоряла сестру Анечка. – Как тебе только не стыдно. Мы же семья и должны вместе жить. А ты эгоистка, всегда о себе думаешь. Ну и уезжай! А мама никуда с тобой не поедет. Мы будем вместе жить, а ты одна.
– Посмотрим! – усмехнулась Ирочка. – Никогда меня мама не бросит! Тебе назло уеду, надоела ты мне, Анька.
Вику эти перепалки расстраивали, и она задумывалась, а что если Иришка и правда не захочет оставаться в Нью-Йорке? Но с Аликом этого не обсуждала, предпочитая вообще избегать разговоров об отъезде. Отношения у них были нежно-мирными, пусть бы и оставались такими до отъезда.
Встречать Новый год родители с девочками собирались на даче. Туда, как всегда, должны были приехать их друзья. Хотелось немного развлечь тетю Нату, да и детям покататься на лыжах и подышать воздухом не помешает. Утром Алик отвез всех в Клязьму, помог установить елку, чтобы девочки наряжали, и взял с Любы слово, что подарки до утра она им не покажет. Девчонки в деда Мороза, конечно, не верили, но традицию нарушать нельзя. Подарки утром под елкой.
Вика целый день занималась собой. Они тоже собирались на дачу в Переделкино. Праздничным столом занимались мужчины. Никита поехал с утра. Он жарил гуся и должен был варить хаш на следующий день. Предполагались шашлыки и многое другое. Вика взяла целую корзину Любиных пирожков с капустой и мясом. Алик, как человек на кухне бесполезный, отвечал за музыкальное оформление вечера. Томка встречала Новый год вместе с банкиром и жаловалась Вике, что у нее заранее скулы сводит от зевоты. «Тоска, скука, напыщенность и дурной тон, – резюмировала подруга. – Хорошо бы подсыпать ему в шампанское снотворного и свалить к вам, в Переделкино!» Вика посочувствовала, компания у них собиралась веселая, жаль, что Томки не будет. По дороге заехали за Вероникой. Она чуть округлилась, но чувствовала себя хорошо и, смеясь, рассказывала, как Никита штудирует книгу «Наш ребенок».
Было весело и шумно. После двенадцати пошли по соседним дачам, поздравлять знакомых. Кто-то приходил к ним. На улице разожгли костер и танцевали на снегу. Под утро разбрелись по комнатам и диванам. Алик заснул в кресле. Вика видела, что ему неудобно, но будить не стала, только подложила подушку под голову и укрыла пледом. Весь поселок угомонился и спал. Выпито было много. Вике спать не хотелось, она решила прибрать со стола, чтобы утром не было такого печального вида. На кухне колдовал над огромной кастрюлей Никита. В доме было тихо. Вика переложила и убрала в холодильник салаты, закуску и мясо. Поставила грязные тарелки в мойку, справедливо решив, что помыть их может тот, кто сейчас крепко спит. Никита что-то мурлыкал себе под нос, нарезая чеснок.
– Никита, хотите чаю?
– Золушка утомилась? – улыбнулся он. – Хотите, я сварю вам кофе, Вика?
– Ну, если не трудно.
– Помилуйте, какие труды? – он вымыл руки, взял турку и поставил на огонь. – С сахаром?
– Нет, спасибо.
Никита разлил кофе в маленькие чашки и сел напротив.
– Не спится, Вика?
– Да. Перегуляла, и сон пропал. Да и негде.
– Можете пойти наверх к Веронике. Я все равно не лягу. Скоро народ проснется. Хаш надо есть рано утром, а уж потом лечь поспать.
– Целый ритуал. – Вика смотрела в окно. Чуть рассвело, и видно было, что идет снег. – Какая красивая ночь! Настоящая новогодняя. Может быть, последний Новый год в Москве, – задумчиво сказала она.
– Ой, дай-то Бог, чтобы последний! – весело отозвался Никита.
Вика удивленно взглянула на него. Никита улыбнулся, но в маленьких светлых глазах пряталась злость.
– Вы о чем, Никита?
– Да хоть бы ты уже уехала поскорее! Исчезла, испарилась в свою Америку.
– Я вам что, чем-то мешаю? – растерянно спросила Вика, отмечая это неожиданное и потому какое-то грубое «ты».
– Ты не мне мешаешь. Если бы мне, я бы как-то пережил. Ты Алику мешаешь. Жить ему не даешь! Ну чего ты добиваешься, Вика? Ну, год, два, три… Я понимаю, роман! Все – не святые. Но столько лет! У тебя же муж – отличный парень. И любит тебя. Просто видно, что любит! Ничего не замечает, не знает, просто любит. И Алик любит! Тебя, твоих детей, носится с тобой, как дурак с писаной торбой! А ты сидишь на двух стульях. Ни туда, ни сюда. Знаешь, я много видел. Такие любовные фигуры, что тебе и не снилось! Что там твой треугольник! Но все имело начало, кульминацию и логическое завершение. А здесь нет! Бред какой-то!
– Наши отношения с Аликом вам-то лично чем мешают?
– Я тебе уже сказал, что мне плевать на тебя, на мужа твоего. Алик – мой друг, если ты понимаешь, что это значит. Он хороший парень, мне за него обидно. Ты ведь не любишь его. Может, и сама себе не признаешься, но не любишь. Самая это мерзкая бабская черта – не люблю, но и не отдам никому. Пусть будет. Мое. Сама себе сложность создаешь, только чтобы при себе держать. Двум хорошим мужикам жизнь испортила. Ну, муж твой, понятно, пребывает в счастливом неведении. Но Алик? Просто слишком тонкая духовная организация, не может от тебя защититься. Я бы, знаешь, что сделал на его месте?
Ошеломленная Вика молчала.
– Я бы отвел тебя сегодня вечерком погулять к речке, – продолжал Никита. – Видела, там прорубь рыбаки вырубили? И в этой проруби тебя утопил.
Никита хрипло засмеялся, и Вика поняла, что он сильно пьян. Он мог выпить очень много, но внешне это не было заметно. Она лишь раз видела его в таком состоянии, давно, еще с Жанкой.