Книга Премудрая Элоиза - Жанна Бурен

Я была бесконечно благодарна тому, кто стал моим другом, после того как был твоим, за то, что он доставил мне такое умиротворение, поведав об этих месяцах, в течение которых молчание поглотило тебя. Для меня стало глубоким утешением узнать, сколько почтения, умиротворяющего покоя и душеспасительной доброты нашел ты в Клюни.

Но конец твой приближался. После почти годичного пребывания в этом монастыре, унизительная болезнь наконец довершила твое измождение. Поскольку ты нуждался в полнейшем покое, Пьер Достопочтенный отправил тебя в приорство Сен-Марсель, в Шалон-на-Соне, чей воздух славился целебностью. Ты пробыл там недолго. Смерть пришла за тобой, когда ты предавался своим благочестивым трудам. Когда ты почувствовал близость ухода, ты захотел принести общее покаяние перед всеми собравшимися братьями. Ты снова подтвердил свою веру и получил наконец напутственное причастие перед последним путешествием. Причащаясь, ты вручил свою душу и тело Господу, в этом мире и в вечности, и затем, покинув эту землю, чтобы соединиться с Божественным учителем, ты почил в мире.

Это было 21 апреля 1142 года. 25-го я уже знала. Вестник, посланный аббатом Клюни, сообщил мне о начале моего траура. Бесконечные годы холода и пустоты начинались для меня.

Я чувствовала себя лишенной части моего существа. Не думаю, что мои дочери нашли меня более грустной после твоего исчезновения, чем до него, ибо мое положение было выше всякой печали. Оно сводилось к отсутствию — отсутствию, углублявшему во мне пустоту, которую не могли заполнить ни Бог, ни люди.

Я потеряла тебя, и что же мне оставалось?

Я просто подумала, что, как лампа, оставшаяся без масла, я угасну в свой черед. С нетерпением я ожидала тайного посетителя, который освободит меня от этого смертного тела. Он не явился. Это была последняя епитимья, наложенная на меня за мои прошлые грехи, последнее наказание.

«Всякий дурной конец есть следствие дурного начала», — написала я тебе однажды. Эта отсрочка на двадцать лет была нескончаемым концом.

Как всегда, моим единственным прибежищем стало действие. Я могла наконец заняться тобой. Получив прекраснейшее письмо от нашего друга, я ответила ему, испрашивая его помощи. Я лишь позже узнала, что тебя погребли там, где ты скончался, в Сен-Марселе. Но зато я не забыла, что ты настоятельно выражал желание покоиться в Параклете. Так что нужно было тебя туда перевезти. Я сказала об этом Пьеру Достопочтенному и стала ждать.

Действуя как истинный брат, этот преданный человек решил похитить твою бренную оболочку втайне от монахов Сен-Марселя, которые, радуясь, что обладают останками столь знаменитого человека, не допустили бы их перемещения.

На шестнадцатый день декабрьских календ он прибыл в Параклет, под снегом, чтобы возвратить мне тело, которое я так любила. Он отслужил мессу в твою честь, о мой исчезнувший Пьер! и присутствовал рядом со мной при твоем погребении, местом которого стало подножие большого престола в твоей молельне.

По иронии, в которой я усматриваю и толику милосердия, смерть исполнила наконец мое самое неизменное желание и отдала мне тебя навсегда.

Я потеряла половину своей души, но рядом со мной в моей собственности было то, что оставалось от моей любви.

Несмотря на душевную боль, я стремилась все привести в порядок. Поскольку я испытывала отныне к Пьеру Достопочтенному уважительную дружбу, я написала ему, прося оказать мне несколько последних услуг: прислать грамоту, содержащую в ясных словах прощение твоих грехов, мой возлюбленный, дабы я могла повесить ее на самой твоей могиле; письмо с печатью, подтверждающее, что в Клюни в течение тридцати лет после моей смерти будет совершаться служба за упокой моей души; и наконец, в порыве весьма запоздалой материнской заботы, я просила его помнить о нашем сыне, Пьере-Астралабе, которым я так мало занималась, и добиться для него места священника у епископа Парижа или где-нибудь еще.

Все было исполнено согласно моим пожеланиям.

Мне оставалось лишь жить без тебя дальше. Никто не знает, чего мне это стоило. Только стены моей кельи могли бы сказать, сколько слез заставило меня пролить это продление бесцельного существования. Находя прибежище в молитве, я молилась за тебя неустанно. Утром и вечером я подолгу молилась на твоей могиле, цветы на которой я меняла каждый день.

В том же духе я посвящала себя монастырю, который ты основал. Ты наметил мой путь. Погребенное в глубине моей души, мое горе никогда не мешало мне выполнять свое дело. Я к нему приспособилась, еще когда ты был жив. После твоего ухода ничего не изменилось. Я знала, что твой дух одобрял мои действия и подбадривал меня из невидимого мира.

В своем первом послании Пьер Достопочтенный написал мне: «Вы не должны лишь гореть, как уголь, но, подобно лампе, вы должны одновременно и гореть, и светить».

Всецело посвящая себя Параклету, я могла надеяться послужить светом одним, а в иных укрепить ослабевшее мужество.

Итак, я целиком отдавалась своему делу. Оно было тяжким, сложным, часто неблагодарным, но меня направляла неукротимая энергия. В ней я видела единственное возможное проявление моей посмертной любви. Она меня поддерживала.

Многие великодушные сердца помогли мне в моем предприятии. Дочь Денизы, наша Агнесса, присоединилась ко мне вместе со своей сестрой Агатой, ныне покойной. Это пламенная и тонкая монахиня. Я назначила ее приоршей, чтобы она наследовала мне, когда настанет время. Ее душевная ясность и твердость часто поддерживали меня. Госпожа Аделаида, не зная уже, чем еще меня одарить, доверила мне свою сестру Эрмелину, и обе остались моими лучшими подругами.

При том что владения нашего аббатства не переставали увеличиваться, а число моих дочерей умножаться по мере распространения нашей доброй славы, мне пришлось однажды подумать и об основании ответвлений и филиалов нашего дома. С течением времени я создала еще шесть монастырей. Их совокупность образует орден Параклета, авторитет которого огромен.

Все тщательно соблюдают правила, которые ты дал нам, Пьер, и, чтобы быть уверенной, что никто в нем никогда ничего не изменит, я кодифицировала твой устав. С большой неохотой и лишь потому, что этого требовали иногда обстоятельства, я должна была в некоторых деталях внести небольшие изменения. Это не имело значения. Я никогда не переставала действовать по твоим заветам и во всем следовать твоим заповедям.

В настоящее время мой труд завершен. Параклет пользуется репутацией, не имеющей себе равных, и твое творение вызывает во всех восхищение.

Я могу уходить. Но куда я приду? Примешь ли Ты меня, Господи? Разве не ад ожидает меня? Не буду ли я навеки лишена Тебя, лишена Пьера?

Боже, смилуйся надо мной!

Я обвиняю себя в совершении самого непростительного из грехов: я предпочла создание Создателю! Я знаю об этом. И вот вдруг, Боже! Я в этом раскаиваюсь.

Господи, помилуй меня!

Пьер сказал мне однажды, что всякая молитва должна завершаться словами «да будет воля Твоя». Так да пребудет же, Господи, Твоя воля, а не моя.