Книга Женщины Великого века - Жюльетта Бенцони

И Мария печалилась, считая, что та, чью личность она присвоила, таким образом мстит ей, даже того не подозревая, ведь именно ей, а вовсе не бедняге Латурель Франсуа Леско предлагал стать госпожой президентшей.

– Чем все закончится? – с тревогой спросила она как-то вечером Леду.

– А ты как думаешь? – ответила та, пожимая плечами. – Отъездом судьи, конечно, когда процесс, выигранный или нет, завершится, ему придется вернуться домой. Не предавайся мечтам, детка, и, главное, не вздумай откровенничать: это ни тебе, ни мне добра не принесет.

И тут настало время для второй «песчинки, попавшей в шестерню». Леско, как мы уже упомянули, отлучался из дома, только посещая Дворец правосудия. А там, как и во всех общественных местах, в избытке имелись свои интриганы и сплетники. В один прекрасный день, находясь в Главном зале, президент услышал беседу двух адвокатов, а поскольку в разговоре проскользнуло имя мадемуазель Мольер, он подошел ближе, чтобы получше его расслышать. И то, что он узнал, повергло его в отчаяние и страшный гнев.

Господа эти обсуждали любовную связь – наделавшую столько шума! – прекрасной Арманды с ее приятелем по театру, неким Гереном д`Этрише, которого она, кстати, отбила у Гийо, одной из актрис, и в то же время, чтобы следовать новой сердечной склонности, мадемуазель Мольер пришлось положить конец романтическим отношениям, которые у нее были до последнего времени с господином Дюбуле.

– Глупейший разрыв, – судачили сплетники, – ведь Дюбуле богат и влюблен по уши, недаром он собирался на ней жениться. С его стороны это было бы непростительной ошибкой, поскольку красавица неизлечимо больна неверностью!

– Немудрено! Актрисы думают только о собственном удовольствии. Благоразумие же обретают, став некрасивыми старухами. Увы, тогда бывает слишком поздно.

Легко представить состояние духа бедного судьи, когда он внимал этой светской болтовне. Кто он, упомянутый Дюбуле? И какую роль отвели ему, наивному провинциалу, в этой темной парижской интриге?

Он и сам не помнил, как добрался до улицы Бюшри.

Мадемуазель Мольер сердится

Услужливая госпожа Леду толком не поняла, почему в этот вечер ее обычно любезный постоялец, вернувшись, как ненормальный взлетел по лестнице в свою комнату и закрылся там, не задержавшись внизу и не сказав ей ни слова. Он часами расхаживал по комнате, говоря сам с собой, но она так ничего и не поняла, хотя довольно долго простояла за дверью. Вот что ей удалось услышать: «Не может быть!», «Нет, это невозможно!», повторенное множество раз. Но Франсуа Леско выглядел настолько взвинченным, что она не рискнула постучать и выяснить, что же произошло.

Президент же, снедаемый одновременно гневом и беспокойством, метался по комнате, словно раненый зверь в клетке, до того момента, пока не появилась его несравненная подруга, как всегда в маске, и не упала в его объятия. Но поклонник отбросил ее с такой силой, что несчастная влетела в стоявшее напротив кресло, которое едва не опрокинулось.

– В чем дело, сударь? – воскликнула она тоном оскорбленной королевы, который так удавался настоящей Арманде. – Вот так прием! Что на вас нашло?

– Что нашло, нашло… Я узнал кое-что касающееся вас, сударыня!

И он обрушил на нее поток претензий, упреков и ругательств, отчего молодая женщина побелела как полотно. Интересно, что он мог узнать? Пытаясь разобраться в этой гневной тираде, она пришла к выводу, что любовник ставил ей в вину кое-какие амурные делишки прекрасной Арманды… Единственно верным решением было продемонстрировать характер.

– Если позволите вставить слово, то я хотела бы заметить, что в вашей ревности отсутствует логика. Мне нужно обладать поистине сверхъестественными способностями, чтобы посвящать себя искусству, как я это делаю, отдавать оставшееся свободное время вашей милости и сверх того участвовать во всех этих любовных авантюрах, которые вы мне приписываете!

– Тогда поклянитесь, что между вами и Гереном д`Этрише ничего нет, клянитесь самой страшной клятвой!

– Да клянусь же, клянусь! – вскричала молодая женщина с удвоенной энергией, ибо совесть ее была абсолютно чиста относительно упомянутого Герена. – Но раз уж вы задались целью меня обидеть, смиритесь, что этим вечером я вас покину. Одиночество и спокойствие помогут вам осмыслить ваши безумные обвинения.

– Но постойте, поймите…

– Не желаю! Ничего не хочу слышать… кроме извинений, когда вы осознаете целиком ваши жестокость и несправедливость по отношению к несчастной женщине, которая слишком к вам благосклонна.

И не дав обожателю произнести ни слова, величественная в оскорбленном достоинстве, Мария покинула поле брани и села в двуколку, поддерживаемая госпожой Леду, которая успела ей шепнуть:

– Дела – хуже некуда. Исчезни на несколько дней, а я попробую его успокоить.

Но пожар затушить оказалось делом сложным. Президент продолжал буйствовать, и когда на следующий день в обычный час свидания лже-Арманда не явилась, он пришел в такое неистовство, что госпожа Леду, на сей раз всерьез напуганная, не рискнула попасться ему на глаза. Судя по грохоту, неудовлетворенный любовник вымещал ярость на мебели. Еще днем, когда судья встретился с квартирной хозяйкой, он лишь сухо поздоровался, не добавив ни слова. Облака сгущались, и госпожа Леду подумывала, не лучше ли ей уехать на время в деревню, якобы для ухода за больной матерью, которую она потеряла много лет назад. Ох, как ей хотелось, чтобы жилец поскорее убрался к себе в Дофине, чтобы там, среди величественных гор, способствующих успокоению, обуздать свои любовные муки.

Ночь для нее прошла в душевных терзаниях. На следующий день пополудни она увидела, как жилец вылетел из дома пулей. Франсуа Леско так спешил, что она не осмелилась его остановить и только спрашивала себя, куда это он мог так мчаться.

А он просто-напросто отправился в «Отель Генего» в надежде узнать новости о своей возлюбленной, поскольку ярость и гнев в нем уступили место беспокойству и раскаянию. Он не мог себе простить позавчерашней грубости. Чувствительные нервы актрисы наверняка не выдержали, и очень возможно, что она закрылась теперь у себя, больная, обессиленная… Конечно же, вчера она была не в состоянии играть на сцене и вряд ли сможет сегодня. И он спешил броситься к ее ногам, чтобы молить о прощении.

Но его поджидал сюрприз. В театре ему сказали, что накануне мадемуазель Мольер прекрасно играла, что она пребывает в полном здравии и сейчас преспокойно готовится к выходу на сцену. И тут же, забыв о своем обещании не показываться на представлениях, наш президент выкупил для себя одного большую ложу, предпочитая не смешиваться с толпой шумных молодых людей, которые загромождали пространство по обе стороны сцены[73], и надеясь, что так Арманда обязательно его заметит.