Книга Слёзы Шороша - Братья Бри

– Прости, Тланалт. Я лишь предположил, что Плилп уже поведал Совету важную весть. Прости и ты меня, юный друг, и, если тебе есть, что добавить к своему занимательному рассказу, будь добр, продолжай.

– Плилп, что сказал тебе человек, которого ты встретил? – спросил Тланалт.

– Он сказал, чтобы я постарался в точности запомнить его слова и передал их всем членам Управляющего Совета. Он сказал, что слова эти должны быть записаны и сохранены, чтобы их узрели грядущие поколения.

– Наш Фэдэф, кажется, возомнил себя властителем душ не только ныне здравствующих, но и всех грядущих поколений дорлифян, – не удержался от насмешки Трэгэрт.

– Замолчи, Трэгэрт! – вспылил Тланалт. – Фэдэф – герой Дорлифа, и дорлифяне не потерпят оскорблений в его адрес, как бы ни сложилась его дальнейшая судьба. Предупреждаю тебя: я выношу твоё сегодняшнее поведение по отношению к Плилпу и твои грязные слова о Фэдэфе на суд Дорлифа.

– Посмотрим, на чьей стороне будет Дорлиф. Не думаю, что на стороне Дикого Леса и его обитателей, – с этими словами Трэгэрт вышел.

– Теперь мы можем спокойно дослушать рассказ нашего гостя, – сказал с видимым довольством на лице Марурам. – Плилп, тебе было нелегко говорить, но доведи начатое до конца.

Плилп поднял глаза к потолку, будто на нём были запечатлены слова старика.

– Не раз ещё, как и в далёком прошлом, спокойное течение жизни Дорлифа нарушено будет необузданной волей могучего чудовища, прозванного нашими предками Шорошом. Многие, рождённые для жизни, и многое, что дорого нам, сгинет безвозвратно в его убийственных объятиях. Но останутся, как и прежде оставались, те, кто не даст угаснуть огню жизни навсегда, и Дорлиф будет возрождаться снова и снова. Но однажды, когда расцветший Дорлиф будет засыпать и просыпаться под крышами, которые сольются с небом и светом, Шорош вновь обрушит свой безумный гнев на него и не только отнимет у него тысячи жизней, свет и небо, но перекинет в прошлое через пространство и время невидимый мостик, по которому придёт ещё одна беда. С этой бедой людям не справиться терпением, трудом и добротой. Но будет сказано Слово… Слово, которое будет даровано человеку Миром Грёз, Слово, которое не сгинет в Нет-Мире, Слово, которое не растворится в Мире Духов, Слово, которое измерит скорбь Шороша и сомкнёт начало с концом. И Слово это способно одолеть беду. Запомни это, Плилп, расскажи о встрече со мной своему отцу. А предсказание моё слово в слово…

– Плилп, очнись! – громко сказал Гордрог.

Плилп вздрогнул и посмотрел на членов Совета так, как будто видел их первый раз.

– Этот старик больше ничего не просил передать нам? – спросил Марурам, возвращая его в настоящее.

После некоторого замешательства Плилп наконец пришёл в себя и понял, почему он здесь.

– Простите меня. Я немного задумался, когда пересказывал вам то, что услышал от старика.

– Полагаю, его задумчивость помогла ему ничего не упустить, – с улыбкой сказал Тланалт. – Всё записал, Рэлэр?

– Да, Тланалт, слово в слово.

– Мы благодарим тебя, Плилп. Можешь идти домой.

– Постой, Плилп, – остановил его Марурам. – Ты не заметил, куда после встречи с тобой направился старик?

Плилп потупил взгляд. Потом посмотрел на Тланалта, потом – на Марурама.

– Мы с Зизом немного отошли, и я оглянулся: старик пошёл к Дикому Лесу.

Глава тринадцатая

Огоньки во тьме

Ожидание было недолгим. Ещё не потускнел дневной свет, как в одно мгновение смысл ожидания обратился в антисмысл, в бессмысленность его существования. Шорош… Шорош явил себя Миру Яви. Он пришёл со стороны озера Лефенд.

– Фэлэфи, я думаю, подвал нужно держать открытым. Открой, пожалуйста, и подожди меня в доме. Я выйду во двор, посмотрю, не возвращаются ли Новон и Рэтитэр, – сказала дочери Мэрэми.

Уже не один раз выходила она из дома. Сердце её тревожилось за сыновей и Норона: в этот час их не было рядом. Она стояла у калитки и смотрела то на дорогу, то вдаль. Все дорлифяне были сегодня в смятенном ожидании.

Норон объезжал окраины Дорлифа. В условленных местах всё было подготовлено для костров: вырыты неглубокие ямы диаметром в четыре-пять шагов, уложен хворост, дрова; сверху это было укреплено длинными кольями (одни их концы вбивались в землю по краям ямы, другие крепились к просмолённому столбу, врытому посреди неё). Теперь неподалёку от этих мест люди делали в земле схроны для продуктов и воды, привозимых на телегах со складов Дорлифа. Обычно склонные к разговорам во время совместного труда, люди сегодня работали молча. Лица их были серьёзными и озадаченными, глаза порой прятались от глаз напротив, боясь угадать в них себя, свой страх.

Норон остановился и спешился у одного из таких муравейников. Он поздоровался с людьми и, подойдя к телеге, принял мешок с картофелем. Не успев сделать и трёх шагов по направлению к схрону, он вздрогнул от крика за спиной и обернулся: парень, стоявший на телеге, который только что подал ему мешок, кричал, как оглашенный, пронзительным голосом, указывая рукой в сторону озера Лефенд:

– Смотрите! Смотрите!

Всякое движение на мгновение замерло. Взоры устремились вдаль, и их следующее мгновение было там. На небе за озером Лефенд появилась чёрная точка. Она быстро расползалась ворсистым пятном, как будто её промокнули лоскутом неба, но этот тонкий лоскут не справился с ним и сам был тотчас съеден. За ним другой, третий… Пятно выросло, набив свою ненасытную утробу промокашками, и в какой-то момент выкатилось из глубины неба гигантским чёрным клубком, плотным и жилистым. Клубок хватал и наматывал на себя всё, что встречалось у него на пути: куски леса, гор, озёр, лугов, селений. Казалось, он сжирал само пространство и свет, которым оно было наполнено. Клубок был и неподвластен, и непостижим. И при виде него трепет и паралич духа занимали место плоти и воли, называемыми «человек». Затем каждого обнимала густая чернота, не только зримая, но и ощутимая всей кожей, и охватывал особый ужас, с которым каждый оставался наедине несколько последних своих мгновений.

Мэрэми не дошла двух шагов до двери своего дома, когда что-то заставило её оглянуться. Перед взором её предстал гигантский чёрный клубок. И тут же – кромешная тьма, отгородившая её от всего родного, что только что окружало её. Через миг слепоты она увидела перед собой себя, только себя, одну себя, будто никого и ничего другого уже не было. Она увидела в глазах, смотревших на неё, в своих глазах, безмерное отчаяние и безнадёжность. Она увидела себя, превращавшуюся в ничто, в черноту.

Соседка и подруга Мэрэми Сэлэси, её муж и трое их детей были в подвале, когда пришёл Шорош. Они не видели, как на Дорлиф, на их дом мчался зловещий клубок. Их сразу разделила чернота, и каждый из них перед своим концом видел себя, лишь себя, и слышал, как кричат близкие, видевшие лишь себя.

* * *

Лутул очнулся от каких-то звуков. Он сразу открыл глаза, но ничего не увидел. Темнота не напугала его, потому что он вообще не боялся темноты и потому что знал, что Шорош принесёт её с собой.