Книга Тайна перстня Василаке - Анатолий Баюканский

— Вам плохо? Перегрелись на солнце? — продолжал тормошить меня Блювштейн.

— Пули! Пули! — забормотал я, отчетливо видя, как трассирующие пули красными пунктирами свистят над нашими головами, ударяются о камни, кто-то падает.

— Писатель, вы меня разыгрываете? — Блювштейн всерьез обеспокоился, — отдайте же мою руку! Эй, Миша, сбегай за доктором!

— Не нужно доктора, — я с трудом открыл глаза, не в силах унять дрожь, — ничего не нужно делать. — Взглянул на Блювштейна. — Скажите, вы будете возвращаться домой на автомашине?

— Естественно! Тут ехать-то всего ничего. А чего это вы так побледнели? — не удержался, укорил адвоката и Мишу. — Больного психа привезли, ему лечиться нужно.

— На вас, Семен, будет какое то нападение, — тихо сказал я Блювштейну, не узнавая собственного голоса. Откуда опать эта напасть-: предчувствия, предупреждения, свыше, ума не приложу, но почувствовал, значит прпедупрежден.

— Перестаньте морочить мне голову! — отмахнулся Блювштейн. — Вы же писатель, а не артист погорелого театра!

— Люди, закутанные в тряпье, с автоматами, попытаются убить нас или вас, советую земляк перенести либо день отъезда, либо выбрать другой маршрут.

— Бред собачий! — Блювштейн махнул рукой. — Идите прочь! Еще не родился человек, который запугал бы Блювштейна. А ваши предсказания — удел психопатов, лечитесь, пока есть возможность, на Мертвом море!

— Мое дело предупредить! — Я, слегка покачиваясь, направился к своему коттеджу. В домике, где меня поселили, было очень душно. Противомоскитные сетки плотно прикрывали окна и дверь. Чтобы унять головную боль, я принял пару таблеток американского аспирина и лег на кровать, стал вспоминать о своих новых ощущениях. Прежние видения накатывались внезапно, но безо всякого контакта с человеком, которого ждет неприятность. И дрожи не бывало, правда, голова после приступов сильно болела. Такие ощущения возникли и у меня, что бы ло стрнно6 головная боль после столь прекрасного вина.

Вскоре, не дав мне заснуть, снова появился Блювштейн. Был он неузнаваем, присел на край кровати, как заправская сиделка, поправил одеяло, в глазах его было если не сострадание, то интерес.

— Как самочувствие?

— Прихожу в норму, — вяло ответил я, дивясь перемене собеседника.

— И часто это у вас бывает?

— Случается.

— Процент вероятности ваших прогнозов?

— Попадете под обстрел, тогда оцените, я не ошибаюсь! — Я вспомнил услышанную где-то недавно фразу: «Мафию победить невозможно, ее можно только возглавить». Наверное, Блювштейн и есть один из главарей этой самой мафии. однако когда против тебя люди с автоматами, а головах у них нет ничего кроме фанатичной ненавистикак поступать. Это как в заеженной погорке: «против лома нет приема. Окромя второго лома».

— Слушайте, Банатурский, так вы — неоценимый человек! Прогнозы — самый выгодный бизнес. Ладно, ладно, об этом потом. Вы в состоянии говорить о делах?

— Пожалуй, смогу. — Я сел на кровати.

— Меня не интересуют досье, на ваших жалких зверобоев, помешались, поставив не на ту карту. — начал Блювштейн, — мои интересы покруче. Признаюсь, мне принадлежат контрольные пакеты акций трех крупных металлургических комбинатов в России. Удивлены? Есть крупный интерес и в вашем городе.

— Комбинат? — Я вспомнил, сколько в Старососненске ходило слухов о неком мультимиллиардере, живущем то ли в Америке, то ли в Израиле. И вот он передо мной. И еще, кажется, у нас фигурирует иная фамилия, не Блювштейн.

— Милый вы мой! — без тени иронии сказал Блювштейн. — У каждого человека десятки лиц, а почему бы ему не иметь десятки фамилий? Мы — люди мира, зачем нам гражданство, паспорта, штампы о прописке? Вы меня поняли?

— Вполне.

— У вас в городе вот уже второй год на законных основаниях действует моя корпорация. Мы купили крупные пакеты акций. Называется она так: «Инвестинтернейшн». Слыхали?

— Это ваша фирма? — оторопело посмотрел я прямо в глаза Блювштейну.

— Да, пусть это тебя не удивляет, но не стоит обращать внимания на названия, главное — пакеты акций. Идет «битва гигантов», в которой более расторопные, те, что успели первыми отгрызть свой ломоть русского пирога, требуют защитить его от покушений чуть-чуть запоздавших, хотя не менее зубастых и цепких компаньонов. На языке экономистов этот процесс именуется переделом собственности. Делят не просто заводы, делят отрасли. И, сами видите, Банатурский. Дележка эта идет со скандалами, взаимными разоблачениями, ушатами грязи. Меня, к примеру, правительство вашей страны просто не допустило в Россию на собрание акционеров вашего комбината.

— Как это не допустило? — искренне удивился я. — Сейчас свободный въезд, особенно для иностранцев.

— Представьте себе, не допустили, лишили визы. И кто? Бывший первый вице-премьер. Но… обо всем понемногу. — Блювштейн осторожно подмигнул мне, мол, продолжение следует.

— Итак, господин Блювштейн, если я вас правильно понял, вашу фирму в Старососненске кто-то представляет?

— Корабль без матросов в рейс не выходит. Он, конечно, далеко не капитан, но… И самое удивительное, что лично вы этого матроса прекрасно знаете. — Видя, как в очередной раз у меня округлились глаза, Блювштейн, довольный собой, хихикнул. — У меня глаз, как ватерпас. Нам также и о вас известно достаточно много.

— Блефуете, дорогой?

— Ничуть. Работая в местной старососненской партийной газете, вы, Банатурский, по долгу службы и без оного долго общались с бывшим главным инженером металлургического комбината. Я не ошибаюсь? — Блювштейн был серьезен, но карие глаза его смеялись.

— С Разинковым? Казалось, меня сейчас хватит удар, в голове застучало, на лбу выступил пот. Откуда этот хитроумный еврей знает всю подноготную о нашей глубинной периферийной жизни?

— Да, господин Разинков и является одним из членов нашего линкора. А вы? У нас точная информация?

— Сдаюсь! — Я демонстративно поднял руки вверх. — Пару раз выпивали у него дома, встречались на комбинате.

— Объясните, на какой почве происходили встречи? — не унимался Блювштейн. — Нам все интересно… в качестве проверки вашего чистосердечного рассказа.

— Я — журналист, писал о нем. И, признаюсь, считал за честь пообщаться с Разинковым, как-никак — добропорядочный гражданин, знаменитость, лауреат премии Бардина, крепкий руководитель производства…Бывший водолал, спортмиен. Я не говорю про его награды, про то, что главный являлся членом горкома партии.

— А слабые стороны Разинкова?

— За ним и взаправду тянулся целый шлейф всяких сплетен и домыслов. — Я ушел от прямого ответа, хотя отлично знал, что домыслов почти не было. Знал и про его рукоприкладство, и про хапужничество. — Но сейчас Александр Иванович, насколько я помню, пенсионер, сидит с удочкой на берегу реки Матыра, ловит рыбку по-мелкому, да еще, кажется, спекулирует, тоже по-мелкому, черным металлом.