Книга Наследница трех клинков - Дарья Плещеева

– Я ничего не понял… – растерянно произнес Пушкин. – Вы повезете неведомо что вместо форм, но для чего?..

– Для того, что вместе со мной поедет человек из «королевского секрета». Вы думаете, меня отпустят одного с этим клавесином, или виолончелью, или арфой? Они полагают, что я передам формы и бумагу некоему высокопоставленному лицу, после чего необходимости в моих услугах уже не будет. А какую интригу сплетет этот посланный со мной человек – мне и подумать страшно. Он не должен знать о вашем брате и о господине Сукине, понимаете? Он не должен знать, куда отправятся фальшивые ассигнации! Это не его дело! Я буду водить его за нос, пока не приедете вы с настоящими формами и бумагой. В Санкт-Петербурге вы с братом устроите все так, как мы задумали, и, когда у вас в руках будут деньги и вы направитесь прочь из России, я к вам где-то на пути присоединюсь.

Пушкин задумался, осознавая замысел.

– Вы, сударь, едете первым, я – недели две спустя, – сказал он. – Это мне понятно… Однако как вы растолкуете «королевскому секрету» свое поведение в столице? Ведь вы должны встретиться с тем, кто поручил вам заказать формы! Вы можете морочить этим господам голову несколько дней, но потом они начнут домогаться, где тот заказчик и отчего вы к нему не идете! Но вам нужно продержаться хотя бы месяц! И что вы им скажете?

Бротар допил вино и взялся за жареную сельдь. Ему вдруг захотелось съесть хоть кусочек.

– А я уже сказал, – сообщил он. – Я навел «королевский секрет» на ложный след. Помните, вы в Риге познакомили меня с молодым человеком, который вез в Санкт-Петербург девицу?

– С Нечаевым?

– Да. Господи, до чего же костлява эта сельдь… Так вот – я сказал господам из «королевского секрета», что Нечаев – посредник между мной и тем, кто заказал формы для бумаги.

Тут Пушкин от изумления высказался совершенно по-русски, но Бротар его отлично понял.

– Вам жаль его? – спросил бывший аббат. – Но вы поверьте, он из тех людей, которые долго не живут. Если Фортуна случайно уберегла его от какой-то неприятности – то лишь потому, что готовит ему неприятность вдесятеро худшую. Это у него на лице написано. Есть люди, обреченные в любом деле быть козлами отпущения. Он – козел. И к тому же он первый, о ком я вспомнил, когда «королевский секрет» загнал меня в угол…

– И что же из этого выйдет? – спросил Пушкин, наливая и себе горячего вина.

– Не знаю. Помните, там, в Риге, он возился с какой-то странной девицей, где-то ее похитил, к кому-то взялся доставить? Он промышляет всякими сомнительными поручениями, и человек, который возьмется за ним следить, окажется в самых неожиданных местах. Господин Нечаев окажет нам огромную услугу – отвлечет «королевский секрет», который будет распутывать его похождения, пока мы не сделаем то, ради чего объединились, и не покинем Россию. Так что, если нам вдруг не повезет и «королевский секрет» явится к вам спрашивать обо мне, то вы знаете одно: посредник в деле с формами и штемпелями – Нечаев, кто его нанял – вы понятия не имеете. Так выпьем же за здоровье нашего козла – оно в ближайшее время ему очень пригодится! – Бротар налил в кружку еще вина и поднял ее на манер бокала.

– Что они могут с ним сделать? – Пушкин все же был обеспокоен судьбой знакомца. Это было совершенно некстати. Он согласился с Бротаром, что нужно подставить «королевскому секрету» Нечаева, но зачем-то еще беспокоился, и Бротар отнес это на счет непостижимого русского характера.

– Сперва – ничего, – прямо сказал Бротар. – Он подумает, что господа, проявляющие к нему столь настойчивый интерес, явились из прошлого – у него же в прошлом наверняка есть авантюры, бумаги о которых лежат в столичной полицейской конторе. Потом «королевский секрет» попытается начать переговоры и получит решительный отказ. Объяснения Нечаева, будто он впервые слышит о бумажных формах и впервые видит мою скромную особу, вряд ли вызовут доверие – «королевский секрет» вообще недоверчив. Потом должно произойти нечто… я не знаю, что именно, только чутье подсказывает мне – ваш приятель Нечаев полезет в драку… и драка эта для него добром не кончится… Здоровье Нечаева, господин Пушкин!

Они выпили, и Пушкин без спроса полез в тарелку Бротара за кусочком жирной сельди.

– А вы? – спросил он, облизываясь.

– А я ведь знаком с Нечаевым, вы сами нас знакомили, и это пригодится! Я встречусь с ним раз и другой там, где увидеть нас будет легко, а подслушать нас будет мудрено, – допустим, в церкви. Церковь – удобное место, куда можно приходить хоть полгода, и никто не заподозрит, будто назначена встреча. Полагаю, господа из «королевского секрета» тоже назначают подобные свидания в храмах Божьих. Я создам достовернейшую картину нашего тайного сговора – только вы, господин Пушкин, не тратьте в России время зря, я не могу морочить голову «королевскому секрету» до второго пришествия.

– Пейте, господин аббат, пейте, – посоветовал Пушкин. – Вы, похоже, еще не согрелись…

– Проклятая сырость! В Санкт-Петербурге – и то мне было уютнее. Слушайте – сейчас самое главное. Нам надо как-то уговориться о месте в столице, где мы могли бы оставлять друг другу записки.

– Да, верно. Где вы собираетесь нанять квартиру? – спросил Пушкин.

– Я еще не думал об этом…

– А я подумал! Слушайте, у Александроневской лавры живет одна девица, я знаю ее, я ее когда-то навещал. Она и сейчас того ремесла не оставила… Там место тихое, живут гончары да тележники, и улица, поди, тоже Тележной именуется. Там можно недорого снять комнату или две с полным пансионом. Девица проживает… Господи, как же растолковать? Лавру и кладбище огибает речушка, звать ее Черной речкой, еще в простонародье зовут Монастыркой. Девку звать Матреной, там всяк ее двор укажет, коли спросить Матрену тверскую. Вы можете приходить к ней, как обыкновенно к женщинам ходят, и оставлять у нее для меня письма, и туда же я их буду посылать с мальчишкой из любой гостинодворской лавки.

Бротар подумал – хоть это и нелепо, иностранцу селиться среди гончаров, но «королевский секрет» охотно поверит в такое причудливое условие интриги. Хождение к девице – дело житейское, а чтобы у господина Поля не возникло сомнений, то можно и осчастливить тверскую Матрену – знаний русского языка на это хватит.

– Что мне сказать вашей прелестнице? – спросил Бротар.

– А чего тут говорить – дайте ей рубль да скажите, что я рекомендовал. Она и угощенье выставит, и за вином сбегает.

– Как же я ей растолкую насчет писем?

– А она читать обучена, я сейчас записочку ей напишу.

Готовую записочку нужно было где-то спрятать. Пушкин забрался в чулан и вынес Антипкин сундучок, в котором был, разумеется, весь швейный приклад. С немалыми муками, исколов пальцы, вшили записочку в изнанку кафтана, и Бротар стал собираться в путь. Ему нужно было добраться закоулками до своей гостиницы и попасть туда с заднего двора.

Плащ, разумеется, не высох. Бротар накинул его и вздохнул – лишь бы только не схватить горячку…