Книга Гроза панцерваффе - Виктор Прудников

Никитин взял листок бумаги и тут же стал прикидывать: 1-я танковая армия имеет до 600 танков Т-34 и 120 машин Т-60 и Т-70. Всего 720. В полосе 6-й гвардейской армии находились 5-й и 10-й танковые корпуса, имеющие по 200 танков. Простой арифметический подсчет давал всего 1120 танков. Маловато!

Но командарм Катуков считал, что воевать надо не числом, а умением. На том всегда и стоял!

И плавилась броня…

К 1943 году уже было ясно, что блицкриг не состоялся и продолжение войны будет губительно для Германии и ее народа. Но Гитлер не отказался от своей бредовой идеи разделаться с Советским Союзом и поставить его на колени. Обуреваемый жаждой реванша за прошлые поражения вермахта, он решил бросить на Восточный фронт дополнительные силы, сняв их с Западного фронта. Удара следовало ожидать весной и в начале лета 1943 года.

Вопрос о наступлении на Курской дуге решался в апреле. Сейчас, благодаря публикациям наших и зарубежных историков, можно проследить за тем, как развивались события в ставке Гитлера.

3 и 4 мая Гитлер провел два важных совещания, на которых присутствовали командующие группами армий «Юг» — фон Манштейн и «Центр» — фон Клюге, а также командующий 9-й армией Модель. Решался вопрос о наступлении.

В соответствии с планом начальника генерального штаба генерала Цейтлера немецкие войска должны были при помощи двойного флангового охвата разгромить наши войска под Курском, тем самым ослабить их наступательный порыв.

Сорок пять минут Гитлер убеждал присутствующих в том, что обстановка на Восточном фронте благоприятствует наступлению, что германская армия в состоянии выполнить поставленную перед ней задачу и захватить инициативу в свои руки. Он апеллировал к довольно важному аргументу — появлению в армии новых видов вооружений, в первую очередь танков «тигр» и «пантера», штурмовых орудий.

Гитлеру и Цейтлеру возражал Модель, и тоже не менее аргументированно. Он доказывал пагубность наступления под Курском. Располагая подробной информацией о подготовке Красной Армии к обороне (данные аэрофотосъемок), командующий 9-й армией говорил, что русские отвели главные силы танковых и механизированных соединений с выступающих вперед позиций и, в свою очередь, усилили артиллерию и противотанковые средства. В такой ситуации лучше следовать другой тактике, а еще лучше — отказаться от наступления вообще.

С Моделем был солидарен и командующий группой армии «Юг» Манштейн. Он заявил, что наступление могло быть успешным, если бы началось в апреле, теперь же время упущено.

После выступления Клюге дошла очередь до Гудериана. Вот что он сказал: «…наступление бесцельно, наши только что подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника генерального штаба будут снова разбиты, ибо мы наверняка понесем тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт свежими силами в течение 1943 года»[153].

И все-таки решение о наступлении было принято. Оно началось 5 июля 1943 года. Перед наступлением, как стало известно позже, немецким солдатам был зачитан приказ Гитлера, в котором говорилось:

«С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боев, исход которых может решить войну.

Ваша победа больше, чем когда-либо, убедит весь мир, что всякое сопротивление немецкой армии в конце концов все-таки напрасно… Мощный удар, который будет нанесен советским армиям, должен потрясти их до основания. И вы должны знать, что от успеха этого сражения зависит все»[154].

5 июля Катуков получил приказ Военного совета Воронежского фронта: «К 24.00 5.07.43 г. два корпуса выдвинуть на второй оборонительный рубеж 6-й гвардейской армии и прочно занять оборону: 6-й танковый корпус — на рубеже Меловое, Раково, Шепелевка; 3-й механизированный корпус — на рубеже Алексеевка, Яковлево; 31-й танковый корпус — расположить в обороне на рубеже Студенок, совхоз „Сталинский“, Владимировка, Орловка.

Штаб армии — Зоринские Дворы.

Задача:

1. Ни при каких обстоятельствах не допустить прорыва противника в направлении Обоянь. Быть в готовности с рассветом 6.07.43 г. перейти в контрнаступление в общем направлении на Томаровку.

2. Танки в обороне закопать и тщательно замаскировать.

3. Потребовать от войск максимального напряжения для выполнения поставленной боевой задачи…»[155]

Прочитав приказ, Катуков не поверил своим глазам. Разве можно говорить о контрнаступлении на второй день битвы? Противник накопил огромные силы, у него численное превосходство в танках, причем «тигры» из своих 88-миллиметровых пушек могут поражать наши танки с расстояния в два километра, в то время как «тридцатьчетверкам» сподручнее наносить удар из засад, бить по бортам с 400–500 метров, но только не в лоб.

Своей обеспокоенностью командарм поделился с членом Военного совета Попелем. Николай Кириллович только развел руками. Приказы, мол, надо выполнять. Комиссар есть комиссар!

И все же свои соображения командир высказал командованию фронта. Учитывая мнение Ватутина, с которым все же удалось переговорить, прежде чем отдать приказ о передислокации войск, Катуков решил поставить в первом эшелоне 6-й танковый и 3-й механизированный корпуса, во втором — 31-й танковый.

На первый взгляд, казалось бы, целесообразнее поставить в первом эшелоне два танковых корпуса, они посильнее, чем танковый и механизированный. Однако командарму пришлось исходить из того, что 31-й танковый корпус полностью сформировать не удалось, по огневой мощи он уступал полнокровным корпусам. Кроме того, еще раньше в помощь соединениям 6-й гвардейской армии было выделено из состава 3-го механизированного корпуса две танковые бригады, гаубичный и артиллерийский полки, два гвардейских минометных полка. Они уже были втянуты в бой. О том, чтобы отозвать их обратно, не могло быть и речи.

После войны некоторые танковые начальники, в том числе и П. А. Ротмистров, ставили в вину Катукову то, что он на Курском выступе неудачно построил 1-ю танковую армию. Вместо обоих (6-го и 31-го) танковых корпусов поставил в первом эшелоне 6-й танковый и 3-й механизированный корпуса.

«Не следовало ставить мехкорпус в первом эшелоне, — писал Павел Алексеевич. — Полностью подготовленный, укомплектованный личным составом и техникой, он все же уступал танковому корпусу по количеству боевых машин, а также в маневренности и силе удара.

3-й механизированный корпус имел пять бригад, в том числе одну танковую; если бы наступал во втором эшелоне, мог бы под прикрытием танковых корпусов развернуться на выгодном рубеже и успешно отражать танковые атаки противника, а с подходом резервных соединений фронта — окончательно остановить врага»[156].