Книга Друзья Высоцкого: проверка на преданность - Юрий Сушко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В театре многие замечали, что рядом с Далем не всегда было уютно — он слишком многого требовал от окружающих, от партнеров. Но к самому себе подходил с еще гораздо более высокой меркой.
Галина Борисовна Волчек говорила: «Возможно, в жизни Олега случались разные периоды… Если у него не было настроения, он так и говорил: «Извини, что-то я сегодня не в форме»… Другое дело, что по природе своей он был одиночкой, а театр все-таки дело коллективное…»
Увы, но факт: первые пять лет Даль почти не участвовал в знаменитых ефремовских спектаклях — «Вечно живые», «Голый король», «Обыкновенная история» и других. Однако не чувствовал себя ущемленным, а самого Олега Николаевича он поначалу просто боготворил. Но затем обиды выплеснулись через край и горькими строками легли в зеленый блокнот-дневник:
«Только фальшивые отношения могут предполагать бесконечное, бескрайнее, а потому недостойное человека терпение».
Долго-долго Даль не мог простить Ефремову «предательство» взлелеянного им же «Современника» и ухода во МХАТ. Однажды, случайно оказавшись с мэтром в одном самолете, он не удержался и зловеще процедил: «Олег Николаевич, а почему вы не застрелились?..»
* * *
«Лицедейство — кредо всякого начинающего актера. Но дело в том, что лицедействовать научить нельзя — над этим противоречием размышлял Даль. «Актером и идиотом нужно родиться», — сказал философ. В этих словах есть определенная доля истины. Но ведь идиотом человека может сделать среда…»
Спасательным кругом от театральных неудач для Даля по-прежнему оставалось кино. Даже в свою первую жену — актрису «Современника» (!) Нину Дорошину Олег влюбился не в театре, а на съемках фильма «Первый троллейбус».
Киноэкспедиция базировалась в Одессе. В свободные минуты актеры, естественно, спешили на берег Черного моря. Нина в одиночку решила окунуться, заплыла подальше и вдруг поняла: тонет! Стала кричать. Услышав истошные вопли, участники съемок, занятые шашлыками, тут же постановили: кто Дорошину спасет, с тем она и уйдет.
Спас ее Олег. Она стала первой женщиной в его жизни. Разумеется, молодой человек сразу решил: женюсь! Нина пыталась объяснить пылкому влюбленному, что торопиться некуда. Разобиженный Даль на следующий день не явился на съемочную площадку. Всезнающий режиссер отчитал Дорошину: «Это все ваши штучки, Нина. Завтра Даль должен работать. На вас ответственность за срыв съемок».
Она безуспешно пыталась найти Олега. В конце концов дозвонилась на студию, где Даль озвучивал роль в другой картине: «Завтра Олег обязательно должен быть на съемках «Троллейбуса». — «А кто говорит?» — «Его жена», — хмыкнула актриса. Утром Олег стоял у гостиницы и смотрел на окна ее номера…
По возвращении в Москву Даль продолжал настаивать на официальном бракосочетании. На последние 15 рублей они купили одно кольцо. Для Даля. Для невесты денег не хватило.
Многие считали, что первая женитьба была испытанием, которое Даль сам для себя придумал. Олег стал мужем Нины Дорошиной, актрисы яркой, а по жизни — женщиной опытной (она была на семь лет старше жениха), эпатажной, эксцентричной, ровно на… один день. Ведь у нее все еще длился роковой роман с Ефремовым. В театре все об этом знали, кроме разве что Даля.
Свадьба была странной и напоминала фарс, трагикомедию. Гулял, конечно же, весь «Современник». В разгар торжества невеста вдруг швырнула на пол надувной матрац: «Ну что, прилечь, что ли?..» Мэтр Олег Николаевич Ефремов, лениво опрокинув очередную рюмочку, поманил ее пальцем, властно усадил к себе на колени и громко, как бывало на репетициях произнес: «А любишь, лапуля, ты все-таки меня…»
Жених круто развернулся и вышел за дверь. И исчез на целых две недели. Его не было нигде. Так он потом никому и не сказал, где пропадал, где зализывал раны. Кто-то сказал: если талант Даля требовал разгадок, то характер был виден, как на витрине. А Ефремов на каверзные вопросы, не провел ли он брачную ночь с невестой тезки, только чертыхался и отмахивался:
— Да зачем мне это было нужно? Зачем я стал бы?.. Пошли вы все!
Потом Даль вернулся в театр, скажем так, раненым героем, и его сценические, и экранные образы стали соответствовать подлинному Олегу Далю.
Прошло какое-то время, и он увлекся другой примой «Современника» — Татьяной Лавровой. Но их брачный союз продержался совсем недолго. Татьяна жаловалась подругам: «Олег пьет и меня заставляет…» А он говорил: «Злая она…»
* * *
В поисках себя Олег неожиданно решил заняться режиссурой. Завлит Ляля Котова предложила ему для постановки пьесу Драгунского «Сегодня и ежедневно». Проведя несколько репетиций, Даль понял, что это не его призвание, и все забросил…
Свой театральный «звездный билет» Даль вытащил лишь в 1968 году, блеснув ролью вора Васьки Пепла в спектакле «На дне». Его партнершей в роли Наташи выступила все та же Алла Покровская. Галина Волчек как-то не спешила приступать к репетициям, и актеры, наслаждаясь прогулками по Москве, разбирали по косточкам свои роли. Олег говорил Алле, что ее Наташа — это «пугливая коза», которая не головой, а физикой своей чувствует и опасность, и любовь. Покровская верила его интуиции.
После премьеры она говорила, что Даль был удивительным Пеплом, ни до, ни после ей ничего подобного видеть не приходилось. С одной стороны, его — высокого, худенького, с тонкой шейкой — становилось безумно жаль, с другой — в герое Олега чувствовалось мощное мужское начало. Он играл человека, доведенного до отчаяния, находящегося на грани срыва, который хочет, но уже не может изменить свою жизнь…
Один из основоположников «Современника» Олег Табаков тоже не скрывал своего восхищения Пеплом в исполнении Даля: «Худо, дрянно, сволочно складывалась жизнь Васьки, но так страстно желал он приобщиться к чистоте, что вся роль была как вскрик, как предощущение новой жизни… И Олег Даль жил неблагополучно, если понимать благополучие как уравновешенность, самоуспокоенность. Сама его устремленная вверх фигура — тонкая, ломкая — рождала ощущение тревоги. Стабильность, душевная «остойчивость», как говорят кораблестроители, была, казалось, противопоказана и самому Далю и его героям на сцене и на экране…»
Потом последовал блистательный сэр Эндрю Эгьючик в шекспировской «Двенадцатой ночи». И — все. Он чувствовал себя невостребованным. Да и некуда особо было востребоваться. «Современник» должен был жить в ногу со временем. А в период махрового застоя с этим театром происходило примерно то же, что и с другими: острота, социальная напряженность легко вытеснялись конъюнктурными постановками. Нет бы выждать, пережить, перетерпеть мрачные времена трилогии «Большевиков», «Декабристов», «Народовольцев». Только Далю это было не по нраву. Он с большим удовольствием сыграет крохотную, бессловесную роль караульного офицера Петропавловской крепости в фильме «Звезда пленительного счастья» (тоже, кстати, о декабристах).
Олега Даля не покидала тревога, когда он размышлял о состоянии современного искусства: «Пустые фантазии, попытки взглянуть на жизнь и всеми силами придать ей сценическую форму изгоняли, если не изгнали из нашего искусства истинное изображение…»